Обзор кассационной и надзорной практики по гражданским делам за 2005 год

ДЕЛА, ВЫТЕКАЮЩИЕ ИЗ ТРУДОВЫХ ПРАВООТНОШЕНИЙ

Делая вывод о незаконности увольнения М-ной с работы в период нахождения ее в отпуске по уходу за ребенком и принимая решение о восстановлении ее в прежней должности, суд посчитал, что ответчиком при расторжении трудового договора было допущено нарушение положения ч. 4 ст. 256 ТК РФ, в силу которой на период отпуска по уходу за ребенком за работником сохраняется место работы (должность).

Между тем, применяя нормы материального права, суд не учел, что при расторжении трудового договора гарантии женщинам, имеющим детей, установлены не статьей 256 ТК РФ, а статьей 261 ТК РФ, в соответствии с частью 3 которой расторжение трудового договора с женщинами, имеющими детей в возрасте до трех лет, по инициативе работодателя не допускается (за исключением увольнения по пункту 1, подпункту «а» пункта 3, пунктам 5-8, 10 и 11 статьи 81 настоящего Кодекса).

Как следует из материалов дела, расторжение трудового договора с М-ной было произведено не по инициативе работодателя, а по иному основанию — ввиду отказа истицы от продолжения работы в связи с изменением существенных условий трудового договора. Трудовой договор сторонами был прекращен по п. 7 ст. 77 ТК РФ. Таким образом, поскольку истица была уволена не по инициативе работодателя, нахождение ее в отпуске по уходу за ребенком до достижения им трех лет препятствием к расторжению с нею трудового контракта не являлось.

Принимая решение об удовлетворении исковых требований А-го о восстановлении на работе, суд исходил из того, что ответчиком нарушен порядок наложения дисциплинарного взыскания. В частности, суд указал на то, что истец не был ознакомлен с приказом об увольнении под расписку в течение 3 дней, как предусмотрено ч. 6 ст. 193 ТК РФ.

Вместе с тем, судом не было учтено, что вышеприведенная норма регламентирует порядок уведомления работника об уже примененном к нему дисциплинарном взыскании. Тот факт, что приказ не был объявлен работнику под расписку, не является достаточным основанием для восстановления на работе без проверки обстоятельств, связанных с обоснованностью увольнения и соблюдением порядка увольнения. Указанные обстоятельства, имеющие значение для правильного разрешения спора, судом по существу не выяснялись.

Установив, что Н-ва уволена без законных на то оснований, суд удовлетворил ее исковые требования об изменении формулировки увольнения с увольнения за прогул на увольнение по собственному желанию. Также суд удовлетворил требования Н-вой о взыскании заработной платы с момента издания приказа об увольнении по день вынесения решения.

Суд кассационной инстанции, отменяя решение суда в части взыскания с ответчика в пользу Н-вой заработной платы, исходил из того, что судом не учтены положения ч. 5 и 6 ст. 394 Трудового кодекса РФ.

Однако выводы судебной коллегии о том, что истица должна представить доказательства возникших затруднений при поступлении на работу, основаны на неправильном применении норм материального права. Данные обстоятельства не являются юридически значимыми для оплаты времени вынужденного прогула при незаконном увольнении работника по инициативе администрации.

Положения ч. 5 и 6 ст. 394 Трудового кодекса РФ применяются тогда, когда суд признает, что администрация имела основания для увольнения, но в приказе указала неправильную формулировку причины увольнения или сослалась на несоответствующий закон.

В данном же случае, не желая продолжать трудовые отношения с ответчиком, истица в соответствии с ч. 4 ст. 394 ТК РФ заявляла требования об изменении формулировки ее увольнения. Поскольку увольнение истицы за прогул было признано незаконным и в связи с тем, что она не настаивала на восстановлении на работе, суд обоснованно удовлетворил ее требование об изменении формулировки увольнения и взыскании в ее пользу среднего заработка за все время вынужденного прогула.

ДЕЛА, ВЫТЕКАЮЩИЕ ИЗ ЖИЛИЩНЫХ ПРАВООТНОШЕНИЙ

Удовлетворяя исковые требования К-ва о признании за ним права пользования квартирой и отказывая Р-ной в иске о признании его утратившим право на проживание в жилом помещении, суд первой инстанции исходил из того, что истец, как отец ответчицы Р-ной, является членом ее семьи в силу прямого указания закона. Истец после отчуждения спорной квартиры продолжал проживать в ней, за ним в соответствии с п. 2 ст. 292 ГК РФ (в редакции ФЗ от 15.05.2001) сохраняется право пользования, полученное им при приобретении квартиры в собственность. Непроживание К-ва в спорной квартире в настоящее время вызвано уважительными причинами ввиду препятствия ему в этом ответчиками.

Вместе с тем, указанный вывод суда не может быть признан правильным. Как было установлено судом, спорная квартира была приобретена супругами К-ми в совместную собственность в 1995 году. В 2001 году К-ва с согласия К-ва продала указанную квартиру их дочери Р-ной.

Вывод суда о том, что истец после отчуждения квартиры сохраняет за собой право пользования спорным жилым помещением, не основан на нормах закона. В силу ст. 235 ГК РФ в случае отчуждения собственником своего имущества другим лицам право собственности прекращается, т.е. прекращаются все полномочия собственника в отношении этого имущества, закрепленные в ст. 209 ГК РФ, а именно право владения, пользования и распоряжения имуществом. Применение к спорным правоотношениям положений п. 2 ст. 292 ГК РФ, в соответствии с которым переход права собственности на жилой дом или квартиру к другому лицу не является основанием для прекращения права пользования жилым помещением членами семьи прежнего собственника, если иное не установлено законом, невозможно. Данная норма закрепляет сохранение права пользования в случае отчуждения жилого помещения за членами семьи бывшего собственника. Поскольку К-в сам являлся собственником спорной квартиры и произвел ее отчуждение, положения ст. 292 ГК РФ на него не распространяются.

Вывод суда о том, что в силу прямого указания закона К-в является членом семьи своей дочери Р-ной и поэтому сохраняет за собой право пользования спорным жилым помещением после его отчуждения, также является неправильным. С 1998 года Р-на состоит в зарегистрированном браке с Р-м, они имеют двух несовершеннолетних детей и проживают своей семьей, членом которой К-в никогда не являлся, тем более что, как было установлено судом, фактически семья Р-х не проживала в спорной квартире вместе с супругами К-ми.

Отказывая К-м в удовлетворении иска о признании малолетней К-вой утратившей право пользования квартирой, суд исходил из того обстоятельства, что К-ва, будучи дочерью сособственника жилого помещения — истца К-ва, является членом его семьи, и поскольку она в 1996 году была вселена отцом в квартиру, то приобрела право пользования ею. Делая вывод о том, что при прекращении родителями ребенка в 1997 году семейных отношений и выезде К-вой вместе с матерью из спорной квартиры ребенок не утратил право пользования, суд принял во внимание несовершеннолетний возраст девочки, в силу которого она не имела возможности самостоятельно выбрать место своего жительства, а также тот факт, что в судебном порядке место ее жительства не определялось. На основании данного вывода суд посчитал, что ребенок имеет право пользования как квартирой отца, так и матери, в связи с чем не может быть признан утратившим право пользования принадлежащим отцу жилым помещением.

Указанный вывод не основан на правильном применении норм материального права, регулирующих отношения по пользованию детьми, не достигшими 14 лет, жилыми помещениями.

Из толкования ст. 20 ГК РФ следует, что место жительства такого ребенка определяется местом проживания того из его родителей, с которым он постоянно или преимущественно проживает. Действующее законодательство не предусматривает возможности возникновения у малолетнего ребенка права пользования жилыми помещениями обоих его родителей при их раздельном проживании, за исключением случая нахождения таких помещений в собственности малолетнего.

Поскольку предъявленный К-ми иск был заявлен в связи с выездом ребенка из принадлежащей им квартиры в 1997 году и его постоянного проживания с матерью в ином жилом помещении, значимыми для дела обстоятельствами являлись обстоятельства, связанные с выяснением вопросов фактического проживания ребенка с 1997 года, обеспеченности его матери жильем.

Разрешая исковые требования К-ной о признании ее бывшего супруга К-на утратившим право пользования жилым помещением по основаниям, предусмотренным ст. 89 ЖК РСФСР, суд не определил обстоятельства, значимые для его разрешения, и не распределил между сторонами бремя их доказывания.

Исследуя вопрос о выезде ответчика из квартиры, суд не установил, являлся ли выезд добровольным, носил ли он постоянный или временный характер, остались ли в спорной квартире вещи, принадлежащие ответчику, нес ли ответчик расходы по оплате коммунальных услуг, приходящихся на его долю, заключалось ли сторонами после прекращения отношений членов одной семьи соглашение (договор найма) об условиях проживания и пользования ответчиком жилым помещением и оплате за проживание. В том случае, если его отсутствие в спорной квартире носило временный характер, то с учетом приобретения ответчиком квартиры в общую собственность с лицом, с которым он зарегистрировал брак, суду следовало установить, какое место жительства ответчика является его постоянным местом жительства. При таких обстоятельствах вывод суда в решении о том, что ни регистрация ответчиком брака и создание новой семьи, ни приобретение в собственность квартиры, в которой он проживает, не имеют правового значения при разрешении заявленного иска, является необоснованным. Каждое из указанных обстоятельств, действительно, не влечет прекращение прав в отношении жилого помещения лица, которым он имеет право пользования и в котором он отсутствует временно, однако они подлежат оценке судом в совокупности с иными установленными по делу и не установленными и не исследованными судом обстоятельствами для выяснения вопроса о сохранении за ответчиком права пользования спорным жилым помещением и правильного разрешения иска.

Признавая Л-ну приобретшей право пользования спорным жилым помещением в соответствии со ст. 47 ЖК РСФСР, суд исходил из того, что права ее мужа и ее самой по пользованию жилым помещением являлись равными, согласие ответчика на вселение истицы в спорное жилое помещение не требовалось, поскольку они оба были включены в ордер, выданный в апреле 2004 г. Кроме того, вселение Л-ной до выдачи ордера было осуществлено в установленном законом порядке с согласия наймодателя, что свидетельствует о возникновении у нее самостоятельного права пользования спорным жилым помещением.

Вместе с тем, сам по себе факт вселения и проживания Л-ной в жилом помещении, который имел место с ноября по декабрь 2003 г., несмотря на то, что на занятие квартиры Л-ми имелось разрешение наймодателя, не относится к обстоятельству, имеющему значение для дела. Включение лица в ордер на жилое помещение является основанием для вселения, но в отсутствие факта вселения и проживания в квартире лица, включенного в ордер, не возникает права пользования жилым помещением со всем вытекающим из этого объемом прав. Таким образом, несмотря на сам факт включения Л-ной в ордер, ее право пользования жилым помещением возникает только в случае реального проживания в спорной квартире в период после апреля 2004 года.

При вынесении решения суд не исследовал по существу вопрос о фактическом проживании Л-ной в квартире в период после выдачи ордера. Судом указано, что в период после декабря 2003 года до выдачи ордера истица периодически появлялась в спорном жилом помещении. Суждение о пользовании жилым помещением в период после апреля 2004 года в решении отсутствует. Нельзя согласиться с выводом суда о том, что периодическое появление в квартире порождает возникновение соответствующего права пользования жилым помещением, т.к. появление в жилом помещении и постоянное проживание в нем систематически как в своем единственном месте жительства являются разными понятиями.

Удовлетворяя требования Л-ной, являющейся собственницей жилого помещения, и признавая ее бывшего мужа Л-на утратившим право пользования им, суд исходил из положений ч. 4 ст. 31 ЖК РФ. При этом судом было установлено, что ответчик вселился в квартиру на основании ордера в 1990 г., был зарегистрирован в ней постоянно, имел право на участие в приватизации квартиры, но отказался. Квартира была передана в собственность истице на основании договора приватизации в 1993 году.

Рассматривая данный спор, суд не принял во внимание ст. 19 ФЗ «О введении в действие Жилищного кодекса Российской Федерации», согласно которой действие положений части 4 статьи 31 Жилищного кодекса Российской Федерации не распространяется на бывших членов семьи собственника приватизированного жилого помещения при условии, что в момент приватизации данного жилого помещения указанные лица имели равные права пользования этим помещением с лицом, его приватизировавшим, если иное не установлено законом или договором.

Суд, отказывая К-вой в удовлетворении заявленных ею требований о признании общежития жилым домом муниципального жилищного фонда социального использования, признании недействительным отказа в приватизации занимаемого жилого помещения и возложении обязанности по заключению договора приватизации жилого помещения, исходил из того, что жилое помещение, в котором проживает истица, является общежитием и относится к специализированному жилищному фонду.

Согласно ст. 7 ФЗ «О введении в действие Жилищного кодекса РФ» к отношениям по пользованию жилыми помещениями, которые находились в жилых домах, принадлежавших государственным или муниципальным предприятиям либо государственным или муниципальным учреждениям и использовавшихся в качестве общежитий, и переданы в ведение органов местного самоуправления, применяются нормы Жилищного кодекса РФ о договоре социального найма.

В соответствии со ст. 2 Закона РФ «О приватизации жилищного фонда в Российской Федерации» граждане Российской Федерации, занимающие жилые помещения в государственном и муниципальном жилищном фонде, включая жилищный фонд, находящийся в хозяйственном ведении предприятий или оперативном управлении учреждений (ведомственный фонд), на условиях социального найма, вправе с согласия всех совместно проживающих совершеннолетних членов семьи, а также несовершеннолетних в возрасте от 14 до 18 лет приобрести эти помещения в собственность, на условиях, предусмотренных настоящим Законом, иными нормативными актами Российской Федерации и субъектов Российской Федерации. Жилые помещения передаются в общую собственность либо в собственность одного из совместно проживающих лиц, в том числе несовершеннолетних.

Изложенные требования Закона судом при разрешении настоящего спора не соблюдены.

Из материалов дела следует, что К-ва занимает жилое помещение с 1987 г. по ордеру. Постановлением главы города здание общежития утверждено в муниципальной собственности. В мае 2005 г. с истицей заключен договор социального найма жилого помещения муниципального жилищного фонда.

В силу положений ст. 7 ФЗ РФ «О введении в действие Жилищного кодекса РФ» на жилые помещения, находящиеся в общежитии, должны распространяться положения Жилищного кодекса РФ о договоре социального найма. Вывод суда о правомерности отказа К-вой в приватизации занимаемого ею жилого помещения только на том основании, что жилое помещение расположено в общежитии, без учета того, что оно стало муниципальной собственностью, в связи с чем, в отношении него вступили в действие положения ст. 7 Федерального закона РФ «О введении в действие Жилищного кодекса РФ» и ст. 2 Закона РФ «О приватизации жилищного фонда в РФ», нельзя признать правомерным.

Заключение договора социального найма с К-вой после вступления в силу Жилищного кодекса РФ не свидетельствует об отсутствии у истицы права на приватизацию занимаемого жилого помещения, поскольку ст. 7 Федерального закона «О введении в действие Жилищного кодекса РФ» имеет прямое действие, и оформление в письменной форме договора социального найма жилого помещения с гражданами, проживавшими в общежитии до вступления в действие Жилищного кодекса РФ, не требуется. В данном случае правовое значение имеет факт передачи общежития на баланс органа местного самоуправления.

ДЕЛА, ВЫТЕКАЮЩИЕ ИЗ ПРАВА СОБСТВЕННОСТИ

Одним из оснований к отказу в удовлетворении требований М-ва об изменении долей в общем имуществе послужило производство им строительных работ без соблюдения установленного порядка. При этом под установленным порядком применительно к п. 3 ст. 245 ГК РФ суд имел в виду наличие письменного согласия другого собственника.

В судебном заседании было установлено, что собственниками домовладения с 1966 г. являлись жена истца М-ва и ее мать Х-ва. Соглашением об установлении долей в январе 2004 года определены их доли в общей собственности по 1/2 у каждой. На основании договора дарения в марте 2004 г. М-ва подарила М-ву 1/2 долю в домовладении, Х-ва свою 1/2 долю завещала П-ной. Также судом было установлено, что с 1993 года М-в осуществлял строительные работы в домовладении, в результате которых домовладение приобрело иной вид по сравнению с тем, который имело на момент окончания его строительства в 1969 году. Характер, объем и стоимость данных работ отражены в выводах эксперта Пермской ЛСЭ.

Из буквального толкования положений п. 3 ст. 245 и п. 1 ст. 247 ГК РФ не усматривается необходимости получения одним из собственников именно письменного согласия другого собственника на производство неотделимых улучшений в общем имуществе. Судом в данном случае неправильно применен материальный закон. Поскольку закон не предусматривает иного, такое согласие может быть выражено любым способом. Следовательно, при возникновении спора между участниками общей собственности в подтверждение наличия либо отсутствия согласия участника общей собственности на осуществление улучшений могут быть представлены любые доказательства. К обстоятельствам, которые по правилам ст. 60 ГПК РФ могут подтверждаться только определенными средствами доказывания, данное обстоятельство не относится.

Отказывая истцу в иске, суд также указал, что все работы произведены им на той половине дома, которая принадлежала его жене. Вместе с тем, суд не учел, что домовладение является объектом общей собственности, участники общего имущества имеют ирреальные доли, раздел либо выдел долей в натуре по правилам ст. 252 ГК РФ между сособственниками (добровольно либо в судебном порядке) не производился, данных об определении порядка пользования совместным имуществом по правилам ст. 247 ГК РФ также у суда не имелось. Суд не учел, что требование истцом потому и заявлено, что, несмотря на улучшение общего имущества, которое произведено его силами и средствами, доли участников остаются равными, что в отсутствие выдела, раздела в натуре, а также определения порядка пользования лишает его возможности обратить указанные улучшения в свою собственность.

Кроме того, суд указал, что, несмотря на имеющиеся к тому времени улучшения общего имущества, участники общего имущества — М-ва и Х-ва исходили из равенства их долей, т.е. достигли соглашения по вопросу владения и пользования имуществом. При этом суд не учел, что на момент подписания соглашения М-в не являлся участником общей собственности, в связи с чем не имел возможности оказывать влияние на действия и решения сособственников, а также иным образом вмешиваться в их правоотношения. Следовательно, из чего бы не исходили бывшие участники общей собственности, подписывая соглашение об установлении долей, на объем прав и обязанностей истца и ответчицы, как новых участников, это не влияет.

Принимая решение о признании за К-м права собственности на самовольно возведенный гараж-стоянку для автомобилей, суд исходил из наличия постановления комитета имущественных отношений администрации города о возможности предоставления истцу земельного участка под самовольно возведенное строение после признания судом за К-м права собственности на него.

Вместе с тем, в законе установлено два случая, когда суд может признать право собственности на самовольную постройку: 1) за лицом, осуществившим постройку на не принадлежащем ему земельном участке, при условии, что данный земельный участок будет в установленном порядке предоставлен этому лицу под возведенную постройку; 2) за лицом, во владении которого находится земельный участок, где произведена постройка.

Как видно из материалов дела, истец не является лицом, построившим спорную гаражную стоянку, он также не является владельцем земельного участка, на котором расположена самовольная постройка. Следовательно, право собственности за ним на основании ч. 3 ст. 222 ГК РФ судом не может быть признано.

Сам по себе договор купли-продажи не может служить подтверждением права собственности истца на гаражную стоянку, поскольку судом не выяснен вопрос о возникновении права собственности на спорную недвижимость у акционерного общества, продавшего К-ву гаражную стоянку.

Судом не определены обстоятельства, касающиеся времени возведения самовольной постройки, а также не определено, чьими силами и на чьи средства она была построена. Не выяснил суд вопрос о владельце земельного участка, на котором расположена самовольная постройка, не определил правовой режим владения земельным участком. Необходимые доказательства, подтверждающие данные обстоятельства, от лиц, участвующих в деле, не истребованы.

Согласие уполномоченного органа на предоставление земельного участка в случае признания за истцом права собственности на самовольную постройку не освобождает истца от обязательств по представлению суду доказательств, подтверждающих соблюдение требований охраны природной среды, правил застройки, экологических, санитарно-гигиенических, противопожарных, строительных и других норм при возведении гаража-стоянки. Также необходимо представление доказательств, что самовольная постройка не нарушает права владельцев смежных объектов недвижимости.

ДЕЛА, ВЫТЕКАЮЩИЕ ИЗ ДОГОВОРНЫХ ОБЯЗАТЕЛЬСТВ

Частично удовлетворяя исковые требования Сбербанка о взыскании с П-ва и К-ва, являющихся поручителями умершего И-ва, долга по кредитному договору и отказывая в части иска о взыскании долга с супруги умершего, суд исходил из того, что смена должника по кредитному договору не наступила, и И-ва, как наследник, не может автоматически считаться стороной в договоре.

При этом суд не учел, что банком были заявлены требования, основанные не только на нормах ст. 1175 ГК РФ, но и на нормах ст. 45 СК РФ.

В судебном заседании было установлено, что кредитный договор И-м был заключен в период брака с И-вой, денежные средства, полученные по договору, были израсходованы на приобретение автомобиля. После смерти И-ва его жене И-вой было выдано свидетельство о праве на наследство по закону, в котором было указано два основания ее права собственности: 1/2 доли в праве собственности как пережившему супругу и 1/2 доли в праве собственности как наследнику. На основании данного свидетельства о праве на наследство И-ва продала автомашину.

Таким образом, И-ва как собственница 1/2 доли в общем имуществе супругов должна отвечать общим имуществом супругов, а при недостаточности этого имущества — своим имуществом.

Принимая решение об удовлетворении исковых требований Сбербанка о взыскании с К-х, Ч-на и К-ва долга по кредитному договору солидарно, суд исходил из того, что К-х, умершим к моменту вынесения судом решения, были нарушены сроки погашения кредита, в связи с чем с него и его поручителей денежная сумма должна быть взыскана солидарно. Суд посчитал, что поскольку наследники К-х за оформлением наследства не обращались и в дальнейшем они не лишены права обратиться в суд за установлением факта принятия наследства, дело в отношении данного ответчика не может быть прекращено.

При этом суд не учел, что истец обратился в суд с иском о солидарной ответственности должников, ссылаясь на положения ст. 323 ГК РФ, согласно которой при солидарной обязанности должников кредитор вправе требовать исполнения как от всех должников совместно, так и от любого из них в отдельности, притом как полностью, так и в части. Солидарные должники остаются обязанными до тех пор, пока обязательство не исполнено полностью.

Согласно ст. 17 ГК РФ правоспособность гражданина возникает в момент его рождения и прекращается смертью. Таким образом, решение суда о взыскании с К-х, умершего до рассмотрения дела, долга по кредитному договору не основано на нормах материального права.

Принимая решение об удовлетворении требования В-ной о взыскании с Б-кой денежной суммы по договору займа и возлагая на ответчицу обязанность заключить договор залога квартиры, суд, сославшись на положения статей 309-310 ГК РФ, исходил из того, что Б-кая в договоре займа приняла на себя обязательство заключить договор залога, но до настоящего времени этого не сделала.

Указанный вывод суда является ошибочным. Суд не учел, что залог не является обязательством, а служит мерой обеспечения исполнения обязательства. Соответственно, в рассматриваемом случае ст. 309, 310 ГК РФ не подлежали применению.

В силу принципа свободы договора (ст. 421 ГК РФ) понуждение к заключению договора не допускается, за исключением случаев, когда обязанность по заключению договора предусмотрена Гражданским кодексом РФ или добровольно принятым обязательством.

В рассматриваемом случае оснований для возложения на ответчицу обязанности заключить договор залога квартиры у суда не имелось, поскольку п. 3.4 договора займа является не более чем намерением сторон в будущем заключить договор залога в обеспечение исполнения обязательств по договору займа.

Договор об ипотеке (договор залога квартиры) считается заключенным и вступает в силу с момента его государственной регистрации (пп. 1 и 2 ст. 10 ФЗ «Об ипотеке (залоге недвижимости)»).

Закон допускает включение соглашения об ипотеке в кредитный или иной договор, содержащий обеспечиваемое ипотекой обязательство. В этом случае в отношении государственной регистрации договора должны быть соблюдены требования, установленные для договора об ипотеке (п. 3 ст. 10 ФЗ «Об ипотеке (залоге недвижимости)»).

Несоблюдение правил о государственной регистрации договора об ипотеке влечет его недействительность. Такой договор считается ничтожным (п. 1 ст. 10 ФЗ «Об ипотеке (залоге недвижимости)»).

Поскольку договор займа, в который включено соглашение об ипотеке, не был зарегистрирован в установленном законом порядке, оснований для возложения на ответчицу обязанности заключить договор залога не имеется.

ДЕЛА О ЗАЩИТЕ ПРАВ ПОТРЕБИТЕЛЕЙ

Удовлетворяя исковые требования В-вой о расторжении договора купли-продажи норковой шубы стоимостью 95 тыс. руб., заключенного с индивидуальным предпринимателем, суд руководствовался положениями ст. 18 Закона РФ «О защите прав потребителей» (в редакции ФЗ от 17.12.1999 N 212-ФЗ). Суд посчитал утверждение ответчика о том, что договор купли-продажи в отношении дорогостоящих товаров подлежит расторжению только в случае обнаружения существенных недостатков товаров, несостоятельным в связи с тем, что установленные абзацем 8 п. 1 ст. 18 Закона РФ «О защите прав потребителей» ограничения в отношении дорогостоящих товаров на требования потребителя о замене товара на требование о расторжении договора не распространяются.

Такой вывод суда основан на неправильном толковании норм права, сделанном без учета положений ст. 492, 503 ГК РФ. Из названных норм Гражданского кодекса РФ следует, что покупатель вправе отказаться от исполнения договора розничной купли-продажи и потребовать возврата уплаченной за товар денежной суммы, то есть фактически требовать расторжения договора, вместо предъявления требований, указанных в пп. 1 и 2 ст. 503 ГК РФ, в том числе, вместо требований о замене товара. Право покупателя на замену дорогостоящего товара возникает в случае существенного нарушения требования к его качеству (п. 2 ст. 475 ГК РФ). Из указанного следует, что при приобретении дорогостоящего товара покупатель вправе отказаться от исполнения договора вместо предъявления требований о замене товара также в том случае, когда возникли существенные нарушения требования к качеству товара.

В данном случае при разрешении спора суду следовало руководствоваться положениями Гражданского кодекса РФ, поскольку в силу положений п. 3 ст. 492 ГК РФ законы о защите прав потребителей применяются в части, не урегулированной Гражданским кодексом. В настоящее время редакция ст. 18 Закона РФ «О защите прав потребителей» в указанной части приведена в соответствие с положениями ст. 503 ГК РФ.

При таких обстоятельствах доводы ответчика о том, что купленный истицей товар является дорогостоящим, поэтому договор может быть расторгнут только при наличии существенных недостатков товара, имели значение. Суд ошибочно посчитал эти доводы не имеющими значения для разрешения спора, оценку им не дал.

ДЕЛА ДРУГИХ КАТЕГОРИЙ

Удовлетворяя требования Б-ва, являющегося адвокатом, и возлагая на Главное управление Федеральной регистрационной службы по Пермской области обязанность по предоставлению ему информации из Единого государственного реестра прав на недвижимое имущество, суд ошибочно исходил из права адвоката на бесплатное получение информации в соответствии с ФЗ «Об адвокатской деятельности и адвокатуре в РФ», предусматривающим обязанность органов и организаций в установленном законом порядке выдавать сведения и запрашиваемую информацию. Также суд ошибочно расценил право адвоката на бесплатное получение информации, мотивируя это тем, что Налоговым кодексом РФ не предусмотрена оплата государственной пошлины при выдаче документов адвокатам.

Вместе с тем, согласно ст. 7, 8 ФЗ «О государственной регистрации прав на недвижимое имущество и сделок с ним» информация об объекте недвижимости и информация о зарегистрированных правах на недвижимое имущество и сделок с ним могла предоставляться адвокату только за плату, а информация о зарегистрированных правах на недвижимое имущество и сделок с ним — только правообладателю либо физическому лицу, в том числе и адвокату, при наличии доверенности от правообладателя.

Размер платы за предоставление информации о зарегистрированных правах на объекты недвижимости, а также за выдачу копий договоров и иных документов, выражающих содержание односторонних сделок, составляет для физических лиц 100 рублей, что предусмотрено Правилами осуществления платы за предоставление информации о зарегистрированных правах.., утвержденных Постановлением Правительства РФ от 14.12.2004 N 773.

Поскольку запрашиваемая заявителем на основании удостоверения адвоката информация касалась зарегистрированных прав на объекты недвижимости, государственный регистратор прав обоснованно отказал в ее выдаче, ссылаясь на то, что за ней обратилось неуполномоченное лицо, и предоставление информации не оплачено в соответствии с Правилами.

Отменяя решение мирового судьи о возложении на инспекцию по налогам и сборам обязанности по возврату адвокатам Г-х, Т-н и Г-ву излишне уплаченных сумм страховых взносов из средств Пенсионного фонда РФ по Пермской области, зачисленных на счет в Управлении Федерального казначейства по Пермской области, за период с 1999 по 2000 год и отказывая в иске, суд апелляционной инстанции исходил из пропуска истцами срока исковой давности. При этом суд апелляционной инстанции исчислил указанный срок с 23.12.1999 — с даты принятия Постановления Конституционного Суда РФ N 18-П, согласно которому взимаемая ставка взносов в Пенсионный фонд РФ в размере 20,6% была признана противоречащей Конституции РФ.

Указанный вывод суда нельзя признать правильным.

Постановлением Конституционного Суда РФ от 23.12.1999 N 18-П признаны неконституционными размеры страховых взносов в государственные внебюджетные фонды. Кроме того, определено, что впредь до установления законодателем нового правового регулирования индивидуальные предприниматели, занимающиеся частной практикой нотариусы, главы крестьянских (фермерских) хозяйств и адвокаты уплачивают в Пенсионный фонд Российской Федерации страховые взносы за 1999 и 2000 годы в установленном федеральными законами от 4 января 1999 года «О тарифах страховых взносов в Пенсионный фонд Российской Федерации, Фонд социального страхования Российской Федерации, Государственный фонд занятости населения Российской Федерации и в фонды обязательного медицинского страхования на 1999 год» и от 20 ноября 1999 года «О тарифах страховых взносов в Пенсионный фонд Российской Федерации, Фонд социального страхования Российской Федерации, Государственный фонд занятости населения Российской Федерации и в фонды обязательного медицинского страхования на 2000 год» размере 20,6 процента от заработка (дохода).

После введения нового правового регулирования излишне уплаченные страховые взносы подлежат зачету в счет будущих платежей.

Письмом Конституционного Суда РФ от 13.04.2000 N 2277 определено, что излишне уплаченные суммы страховых взносов граждан возвращаются им в предусмотренном действующим законодательством порядке.

Признав неконституционными данные положения закона, Конституционный Суд РФ не конкретизировал, какая ставка в данном случае подлежит применению, связал момент возникновения права на зачет излишне уплаченных страховых взносов либо их возврат с введением нового правового регулирования.

Новое правовое регулирование установлено Федеральным законом от 05.08.2000 N 118-ФЗ «О введении в действие части второй Налогового кодекса РФ», которым с 01.01.2001 введена в действие глава 24 Налогового кодекса РФ о едином социальном налоге.

Согласно п. 4 ст. 241 НК РФ адвокаты должны уплачивать единый социальный налог в Пенсионный фонд РФ в размере 14%.

В соответствии с п. 2 ст. 79 НК РФ заявление о возврате суммы излишне взысканного налога в налоговый орган может быть подано в течение одного месяца со дня, когда налогоплательщику стало известно о факте излишнего взыскания с него налога, а исковое заявление в суд — в течение трех лет, начиная со дня, когда лицо узнало или должно было узнать о факте излишнего взыскания налога.

С учетом того, что новый тариф страховых взносов в Пенсионный фонд РФ Постановлением Конституционного Суда РФ от 23.12.1999 определен не был, введение единого социального налога в Пенсионный фонд РФ в размере 14% с 01.01.2001 является новым правовым регулированием, именно с 01.01.2001 в таком размере производилось исчисление единого социального налога в Пенсионный фонд РФ Пермской областной коллегией адвокатов, согласиться с выводами суда апелляционной инстанции, определившего начало течения срока исковой давности датой принятия Постановления Конституционного Суда РФ — 23.12.1999, нельзя.

Анализ указанных правовых норм позволяет сделать вывод о том, что срок исковой давности для обращения с иском в суд необходимо исчислять с момента введения в действие главы 24 Налогового кодекса РФ, т.е. с 01.01.2001.

Удовлетворяя требования Р-ва о взыскании с МУП «ДЭЗ» стоимости восстановительного ремонта, суд посчитал установленным, что падение снега с крыши дома на автомашину истца произошло по вине ответчика, не обеспечивавшего контроль и надлежащую очистку кровли крыши от снега и наледи находящегося в хозяйственном ведении дома, в том числе с привлечением подрядной организации ООО «ЖКУ».

Вместе с тем, вывод по делу о том, что причинителем вреда является ответчик, является преждевременным, сделанным без учета фактических обстоятельств и действующего законодательства.

Суд не выяснил, в чем заключается обязанность ответчика по организации технической эксплуатации жилого дома, поскольку непосредственно очисткой крыш домов от снега и наледи он не занимался.

В материалах дела имеется договор подряда на выполнение работ и оказание услуг по техническому обслуживанию, текущему ремонту и санитарному содержанию общего имущества многоквартирных жилых домов и придомовой территории, согласно которому ООО «ЖКУ» (подрядчик) обязуется выполнить определенную работу по заданию МУП «ДЭЗ» (заказчика), выступающего в роли представителя интересов потребителей. Согласно этому же договору «Подрядчик» в порядке, установленным законодательством РФ, несет материальную ответственность в полном объеме причиненных «Заказчику» или потребителю услуг убытков, которые явились причиной неправомерных действий (бездействий) при выполнении работ в рамках договора.

Суд данным положениям договора оценки не дал. Тогда как по своей организационно-правовой форме ООО «ЖКУ» является хозяйственным обществом (коммерческой организацией), преследующей цель — извлечение прибыли из своей деятельности, т.е. занимается предпринимательской деятельностью. Предпринимательская деятельность — это самостоятельная, осуществляемая на свой риск деятельность, направленная на систематическое получение прибыли от пользования имуществом, продажи товаров, выполнения работ или оказания услуг лицами, зарегистрированными в этом качестве в установленном законом порядке.

Возлагая на администрацию города в лице ее финансового органа — Департамента финансов администрации города — ответственность за вред, причиненный З-ву в связи с незаконным привлечением его к административной ответственности на основании постановления заместителя начальника районного отдела внутренних дел — начальника милиции общественной безопасности, суд исходил из того, что данная должность финансируется за счет средств местного бюджета.

Указанный вывод суда нельзя признать правильным.

В соответствии с Положением о милиции общественной безопасности в РФ, утвержденным Указом Президента РФ от 12.02.1993 N 209 (в редакции Указа Президента РФ от 02.12.1998 N 1454) милиция общественной безопасности (местная милиция) является составной частью милиции Российской Федерации и входит в структуру Министерства внутренних дел Российской Федерации, министерств внутренних дел республик в составе Российской Федерации, управлений (главных управлений) внутренних дел краев, областей, автономной области, автономных округов, городов Москвы и Санкт-Петербурга, Ленинградской области, управлений (отделов) внутренних дел на транспорте.

В районах, городах, районах городов милиция общественной безопасности создается и функционирует в качестве самостоятельного структурного звена в составе соответствующих отделов (управлений) внутренних дел.

Правовая основа и принципы деятельности милиции общественной безопасности определяются законодательством Российской Федерации.

Пунктом 5 Положения определено, что в соответствии с Законом РФ «О милиции», Законом РФ «О местном самоуправлении в Российской Федерации» создание, реорганизация и ликвидация подразделений и служб милиции общественной безопасности, содержащихся за счет республиканских бюджетов республик в составе Российской Федерации, краевых, областных бюджетов краев и областей, областного бюджета автономной области, окружных бюджетов автономных округов, городских бюджетов городов Москвы и Санкт-Петербурга, осуществляются правительствами республик в составе Российской Федерации, администрациями краев, областей, автономной области, автономных округов, городов Москвы и Санкт-Петербурга по согласованию с Министерством внутренних дел Российской Федерации.

Численность милиции общественной безопасности, содержащейся за счет республиканских бюджетов республик в составе Российской Федерации, краевых, областных бюджетов краев и областей, областного бюджета автономной области, окружных бюджетов автономных округов, городских бюджетов городов Москвы и Санкт-Петербурга, устанавливается соответствующими постановлениями правительств республик в составе Российской Федерации, администрациями краев, областей, автономной области, автономных округов, городов Москвы и Санкт-Петербурга и не должна быть ниже нормативов, утвержденных министром внутренних дел Российской Федерации.

Из материалов дела не следует, что заместитель начальника отдела внутренних дел — начальник милиции общественной безопасности является сотрудником подразделения общественной безопасности, созданного в соответствии с п. 5 вышеуказанного Положения. Как видно из сообщения администрации города, решение об учреждении муниципальной милиции общественной безопасности в городе не принималось.

Законом РФ от 18.04.1991 «О милиции» установлено, что милиция в Российской Федерации — есть система органов исполнительной власти, которая входит в систему Министерства внутренних дел РФ, в связи с чем у суда не имелось законных оснований для возложения обязанности по возмещению истцу морального вреда на муниципальное образование — администрацию города.

Удовлетворяя требования В-вой о необходимости включения в специальный стаж времени ее работы с мая 1985 года по сентябрь 2003 года в санатории-профилактории нефтяного предприятия, суд, сославшись на п. 21 Списка должностей, работа в которых засчитывается в выслугу, дающую право на пенсию за выслугу лет в связи с лечебной и иной работой по охране здоровья населения, утвержденного Постановлением Правительства РФ от 22.09.1999 N 1066, исходил из того, что в число учреждений, работа в которых засчитывается в специальный стаж, дающий право на получение пенсии на льготных условиях, входят санатории, а санаторий-профилакторий — производно от санатория.

Вместе с тем, при разрешении спора судом было допущено неправильное толкование норм материального права — п.п. 11 п. 1 ст. 28 Федерального закона РФ от 30.11.2001 «О трудовых пенсиях в РФ» и п. 21 Списка должностей, работа в которых засчитывается в выслугу, дающую право на пенсию за выслугу лет в связи с лечебной и иной работой по охране здоровья населения.

Пункт 21 Списка, в котором приведен перечень учреждений, работа в которых засчитывается в выслугу, дающую право на пенсию за выслугу лет, не содержит указания на санатории-профилактории предприятий. Более того, в этом пункте указано на то, что в специальный стаж засчитывается время работы лишь в отдельных, предусмотренных указанным пунктом, категориях санаториев (курортов), а не во всех без исключения санаториях, как ошибочно указал в решении суд. Указание суда на то, что санаторий-профилакторий — производно от санатория, не основано на правильном применении указанной правовой нормы, анализ которой свидетельствует о том, возможность подобного расширительного толкования круга учреждений, исчерпывающий перечень которых установлен законом, не допускается.

Делая вывод о том, что весь период работы истицы в качестве врача-отоларинголога в поликлинике городской больницы с августа 1977 года по май 1985 года следует засчитать в специальный стаж работы из расчета 1 год за 1 год 6 месяцев, суд сослался на то, что в течение всего этого времени она работала по совместительству в хирургическом отделении стационара этой больницы и сама проводила хирургические операции.

Указанный вывод суда также не основан на законе. Судом допущено неправильное толкование п. 5 Правил исчисления периодов работы, дающей право на досрочное назначение трудовой пенсии по старости лицам, осуществлявшим лечебную и иную деятельность по охране здоровья населения в государственных и муниципальных учреждениях здравоохранения, в соответствии с подпунктом 11 пункта 1 статьи 28 Федерального закона «О трудовых пенсиях в Российской Федерации», утвержденных Постановлением Правительства РФ от 29.10.2002 N 781.

В соответствии с указанным пунктом периоды работы в должностях в учреждениях, указанных в списке, засчитываются в стаж работы в льготном порядке (год работы как год и 6 месяцев) лицам, работавшим в качестве оперирующих врачей, в отделениях хирургического профиля государственных и муниципальных лечебных учреждений. Буквальное толкование данной нормы права позволяет сделать вывод о том, что обязательным условием для зачета отдельных периодов работы в специальный стаж работы в льготном порядке является фактическое выполнение работником работы в качестве оперирующего врача в отделениях хирургического профиля государственных и муниципальных лечебных учреждений.

Вместе с тем, из материалов дела следует, что в период с августа 1977 года по май 1985 года основным местом работы истицы являлась работа в качестве врача-отоларинголога в поликлинике (амбулатории) городской больницы. Весь этот период времени Комиссия включила в специальный стаж работы истицы в календарном порядке. В стационаре указанной больницы истица работала по совместительству. Дважды — с сентября 1978 года по июль 1979 года и с апреля 1981 года по январь 1982 года — истица находилась в отпуске по уходу за ребенком, без сохранения заработной платы. В указанные периоды времени она не выполняла и не могла выполнять работу по совместительству в стационаре больницы. Приказы о разрешении ей работать по совместительству в указанные периоды времени, а также в 1985 году руководителем лечебного учреждения не издавались, оплата за работу по совместительству в стационаре истице не производилась. В 1978 году приказ о разрешении истице работать по совместительству был издан 1 октября по окончании отпуска истицы по уходу за ребенком, в 1982 году — в августе. С учетом изложенных обстоятельств, вывод суда о том, что весь период времени с августа 1977 года по май 1985 года следует включить в специальный стаж в льготном порядке, является необоснованным и незаконным.

Отказывая Ч-ну в удовлетворении жалобы на действия МРЭО ГИБДД по отказу в регистрации автомашины и выдаче регистрационных номеров, суд и судебная коллегия инстанции исходили из правомерности действий должностного лица и соответствии их требованиям Постановления Правительства Российской Федерации от 12 августа 1994 года (с последующими изменениями и дополнениями) N 938 «О государственной регистрации автотранспортных средств и других видов самоходной техники на территории Российской Федерации» и требованиям Правил регистрации автомототранспортных средств от 27 января 2003 года. Согласно указанным нормативным актам регистрация транспортных средств производится по предъявлению документов, удостоверяющих право собственности на транспортное средство и подтверждающих возможность допуска их к эксплуатации на территории Российской Федерации, в том числе, при условии предоставления паспорта транспортного средства, выданного и оформленного в установленном порядке. Вывод суда и судебной коллегии о том, что М-н, продавший автомашину заявителю, не является собственником, вследствие чего договор купли-продажи автомашины, заключенный между ним и заявителем недействителен, обоснован тем, что М-н, приобретший автомашину, не произвел ее регистрацию в органах ГИБДД, то есть не завершил сделку и не стал собственником автомашины, вследствие чего не имел права ее отчуждать.

Выводы судебных инстанций являются ошибочными и не соответствующими требованиям закона, регулирующего порядок заключения сделок купли-продажи и переход права собственности на имущество, не относящееся к недвижимости.

Статьей 551 ГК РФ государственная регистрация перехода права собственности установлена только в отношении недвижимости.

Приравнивание регистрации транспортных средств в органах ГИБДД к государственной регистрации перехода права собственности не соответствует закону.

Регистрация транспортных средств в органах ГИБДД производится в целях их единого учета, обеспечения требований безопасности дорожного движения и является административным актом, имеющим разрешительный характер. Регистрация транспортных средств в органах ГИБДД не связана с приобретением или возникновением права собственности и не является государственной регистрацией перехода права собственности. Сделки с автотранспортными средствами не содержат особых условий и совершаются в той форме, которая предусмотрена для движимых вещей.

В данном случае сделка купли-продажи автомашины М-м и Ч-м совершена в простой письменной форме, что не противоречит требованиям о форме сделок, предусмотренным ст. 158, 159 ГК РФ.

При таких обстоятельствах у суда имелись основания для возложения на МРЭО ГИБДД обязанности по регистрации автомашины, принадлежащей Ч-ну на основании договора купли-продажи.

ЖАЛОБЫ НА ДЕЙСТВИЯ СУДЕБНЫХ ПРИСТАВОВ-ИСПОЛНИТЕЛЕЙ

Удовлетворяя жалобу администрации города и признавая действия судебного пристава-исполнителя по списанию денежных средств во исполнение решений суда по взысканию с администрации города денежных сумм со счета Департамента финансов администрации города за счет прочих расходов (текущие расходы), резервного фонда, иных источников, предусмотренных в бюджете города, незаконными, суд исходил из того, что списание денежных средств с единого бюджетного счета возможно только с соблюдением принципа целевого использования денежных средств. Поскольку средства счета, с которого производилось списание, являются средствами муниципального образования, судебный пристав-исполнитель, в соответствии с положениями абз. 9 ч. 1 ст. 152 БК РФ, стал участником бюджетного процесса. Поэтому, обращая взыскание на денежные средства муниципального образования, судебный пристав-исполнитель обязан был руководствоваться нормами бюджетного законодательства, которые им нарушены. Суд исходил из того, что судебный пристав-исполнитель нарушил положения ст. 239 БК РФ, регулирующей иммунитет бюджета.

Вместе с тем, указанный вывод суда не может быть признан правильным и основанным на нормах действующего законодательства, регулирующих спорные правоотношения.

Участники бюджетного процесса поименованы в ст. 152 БК РФ. Перечень, приведенный в указанной норме, является исчерпывающим и расширительному толкованию не подлежит. При исполнении исполнительного производства, обращая взыскание на денежные средства бюджета муниципального образования, судебный пристав-исполнитель не становится участником бюджетного процесса, поскольку в данном случае речь не идет об исполнении бюджета. Деятельность судебного пристава-исполнителя регламентирована специальными законами, а не Бюджетным кодексом РФ.

В соответствии со ст. 2 ФЗ «О судебных приставах» в своей деятельности судебные приставы руководствуются Конституцией РФ, настоящим Федеральным законом, Федеральным законом «Об исполнительном производстве» и иными федеральными законами, а также принятыми в соответствии с ними нормативными правовыми актами Президента РФ, Правительства РФ, Министерства юстиции РФ.

Положениями Бюджетного кодекса РФ действительно установлены принципы адресности и целевого характера использования бюджетных средств, а также иммунитет бюджета. Однако положениями Бюджетного кодекса РФ порядок принудительного исполнения судебных актов не урегулирован. Поскольку в соответствии со ст. 124 ГК РФ муниципальное образование является субъектом гражданских правоотношений, судебный пристав-исполнитель при осуществлении принудительного взыскания в силу специфики предоставленных ему полномочий обязан руководствоваться требованиями специальных законов, в частности, ФЗ «Об исполнительном производстве», который определяет порядок принудительного исполнения судебных решений.

Такой порядок установлен ст. 46 названного Федерального закона. Судебный пристав-исполнитель не обязан при исполнении исполнительного документа проверять целевое назначение денежных средств, поскольку ни суд, ни сам судебный пристав-исполнитель не являются участниками бюджетных отношений. Какого-либо нарушения положений ст. 46 ФЗ «Об исполнительном производстве» при совершении судебным приставом-исполнителем действий по списанию денежных средств муниципального образования допущено не было. Ссылки должника на отсутствие в бюджете муниципального образования денежных средств на исполнение судебных постановлений не могут быть признаны состоятельными, указанное обстоятельство не освобождает должника от ответственности по исполнению обязательств, возложенных на него решением суда.

Отменяя постановление судебного пристава-исполнителя о взыскании с М-а задолженности по алиментам за период с 1999 г., суд правильно исходил из того обстоятельства, что должником была представлена справка с места работы о доходах, в связи с чем оснований для исчисления задолженности исходя из средней заработной платы в РФ не имелось.

Вместе с тем, вывод суда о том, что задолженность за прошедший период времени могла быть взыскана только на основании решения суда и алименты должны начисляться с момента повторного обращения взыскателя за исполнением исполнительного документа и возбуждения нового исполнительного производства, сделан без учета положений ст. 113 СК РФ.

Пункт 2 ст. 113 СК РФ определяет случаи, когда взыскание алиментов производится за весь период независимо от установленного пунктом 2 ст. 107 СК РФ трехлетнего срока. Размер задолженности, согласно пункту 3 ст. 113 СК РФ, определяется судебным исполнителем исходя из размера алиментов, определенного решением суда или соглашением об уплате алиментов.

Таким образом, законом определена возможность взыскания задолженности за прошедшее время, а размер такой задолженности вправе определить судебный пристав-исполнитель.

Из материалов дела следует, что исполнительный лист находился на исполнении в службе судебных приставов с сентября 1998 г. В марте 2002 г. лист был выдан на руки взыскателю по его заявлению. Повторно взыскатель обратился с заявлением о принятии исполнительного листа к взысканию в марте 2005 г., указав, что долг по алиментам — с марта 2002 года.

При таком положении препятствий для определения задолженности по алиментам за прошедшее время не имелось, а указание суда о необходимости произвести расчет с момента возбуждения исполнительного производства по заявлению взыскателя нельзя признать основанным на законе.

Отказывая Б-вой в удовлетворении жалобы на действия судебного пристава-исполнителя, которым в октябре 2002 года было вынесено постановление о передаче нереализованного в результате торгов имущества, принадлежащего должнице (1/2 доли в квартире), в собственность взыскателю Л-ву, суд исходил из того, что приложение N 1 к Гражданскому процессуальному кодексу РСФСР (1964 г.) не содержит запрета на продажу жилых помещений, принадлежащих гражданам на праве личной собственности. Такое ограничение было введено вступившим в силу с 1 февраля 2003 г. Гражданским процессуальным кодексом Российской Федерации (статья 446); данная правовая норма обратной силы не имеет.

В перечне имущества, на которое не могло быть обращено взыскание при исполнении решений в отношении граждан-должников, действительно отсутствует квартира (доля), находящаяся в собственности должника.

Вместе с тем, согласно ч. 5 ст. 1 ГПК РСФСР, в случае отсутствия нормы процессуального права, регулирующей отношения, возникшие в ходе производства по гражданскому делу, суд применяет норму, регулирующую сходные отношения (аналогия закона).

Пунктом 1 Приложения N 1 к Уголовно-исполнительному кодексу Российской Федерации, содержащим перечень имущества, не подлежащего конфискации по приговору суда, установлено, что не подлежит конфискации жилой дом, квартира или отдельные их части, если осужденный и его семья постоянно в них проживают (не более одного дома или одной квартиры на семью).

В связи с тем, что квартира является для Б-вой единственным постоянным местом проживания, суду при рассмотрении жалобы следовало проверить законность действий судебного пристава-исполнителя при обращении взыскания на принадлежащую заявителю 1/2 долю квартиры с точки зрения нарушения прав Б-вой на жилое помещение, предусмотренного Конституцией РФ.

ПРИМЕНЕНИЕ НОРМ ПРОЦЕССУАЛЬНОГО ПРАВА

Удовлетворяя исковые требования страховой компании, возместившей в соответствии с условиями договора страхования ущерб П-ну, о взыскании с К-ва в порядке ст. 965 ГК РФ этой суммы ущерба, суд первой инстанции исходил из того, что виновным в столкновении автомашин под управление П-ва и К-ва является ответчик. При этом в качестве доказательства вины К-ва суд сослался на постановление о привлечении его к административной ответственности в виде штрафа, которое К-м не было оспорено.

В соответствие со ст. 61 ГПК РФ постановление органов ГИБДД по делам об административных правонарушениях не является основанием для освобождения от доказывания обстоятельств, имеющих значение для дела.

Иные доказательства об обстоятельствах дорожно-транспортного происшествия суд не исследовал, второго участника происшествия — П-ва не опросил.

Передавая мировому судье дело по иску Ш-ва к И-ко о возмещении материального ущерба и взыскании денежной компенсации морального вреда, суд сослался на п. 5 ч. 1 ст. 23 ГПК РФ, в соответствии с которым мировой судья рассматривает в качестве суда первой инстанции дела по имущественным спорам при цене иска, не превышающей пятисот минимальных размеров оплаты труда, установленных федеральным законом на день подачи заявления. При этом суд исходил из того, что между сторонами возник имущественный спор и цена иска по нему с учетом размера компенсации морального вреда не превышает 500 минимальных размеров оплаты труда.

Вместе с тем, суд не учел, что истцом заявлено требование о возмещении морального вреда. Данное требование не является производным от какого-либо имущественного требования. Следовательно, иск о компенсации морального вреда не носит имущественный характер, он является неимущественным спором. К числу дел, рассматриваемых мировым судьей, в соответствии со ст. 23 ГПК РФ данное дело не относится.

Принимая решение о возвращении искового заявления И-ной об установлении ограниченного права пользования земельным участком, судья исходил из того, что оно подано с нарушением правил подсудности, предусмотренных ст. 22-27 ГПК РФ. Данный вывод является ошибочным и не соответствует содержанию искового заявления.

В соответствии с п. 7 ч. 1 ст. 23 ГПК РФ мировой судья рассматривает в качестве суда первой инстанции дела об определении порядка пользования имуществом.

В делах по спорам об установлении сервитута имеет место спор не о порядке пользования имуществом, на которое у истца есть право, а о праве на чужое имущество.

Следовательно, дела об установлении сервитута не подсудны мировым судьям, а должны рассматриваться районным (городским) судом по месту нахождения земельного участка.

Передавая дело по подсудности, суд исходил из того, что М-в — один из двух ответчиков, проживающих в разных районах города, является ненадлежащим ответчиком. Так как на него не может быть возложена обязанность по предъявленному иску, нести такую обязанность в силу требований закона должен другой ответчик, в связи с чем М-в подлежит исключению из числа ответчиков, что влечет изменение подсудности спора и направление в связи с этим дела по подсудности в суд по месту жительства второго ответчика.

В соответствии с ч. 1 ст. 33 ГПК РФ дело, принятое судом к своему производству с соблюдением правил подсудности, должно быть разрешено им по существу, хотя бы в дальнейшем оно станет подсудно другому суду. Это требование закона судом не соблюдено.

Исключение из числа ответчиков нормами ГПК РФ не предусмотрено. Ссылку в определении суда на ст. 41 ГПК РФ о замене ненадлежащего ответчика надлежащим нельзя принять во внимание, так как судом произведена не замена ненадлежащего ответчика, которая возможна с согласия истца, а исключение из числа ответчиков.

Передавая дело по иску общества с ограниченной ответственность к открытому акционерному обществу, Б-ну и Главному управлению Федеральной службы судебных приставов по Пермской области об освобождении имущества от ареста по подсудности в Дзержинский районный суд, суд исходил из положений ст. 28 ГПК РФ, в соответствии с которой иск предъявляется по месту жительства ответчика, а иск к организации предъявляется в суд по месту нахождения организации. При рассмотрении дела суду стало известно, что открытое акционерное общество прекратило свою деятельность в результате реорганизации в форме слияния, правопреемником является ООО, зарегистрированное в Инспекции по Дзержинскому району.

Вместе с тем, иск об освобождении имущества от ареста предъявлен обществом по месту нахождения спорного имущества, что соответствовало требованиям ст. 30 ГПК РФ об исключительной подсудности. Заявление принято районным судом с соблюдением правил подсудности, а потому оснований для изменения подсудности дела не было. Правила ст. 28 ГПК РФ о предъявлении иска по месту нахождения или жительства ответчика в данном случае неприменимы.

Рассматривая и принимая решение по заявлению Б-ва, оспаривавшего действия сотрудников управления милиции по борьбе с правонарушениями в сфере потребительского рынка, изъявших у него продукцию, суд не принял во внимание содержание пунктов 7-9 Постановления Пленума Верховного Суда РФ «О некоторых вопросах, возникших в связи с принятием и введением в действие Гражданского процессуального кодекса Российской Федерации».

Как следует из материалов дела, заявителем обжаловалась законность действий по изъятию у него продукции в рамках административного дела. Протокол изъятия продукции является действием административного органа в рамках возбужденного дела об административном правонарушении.

Учитывая, что законом предусмотрен специальный порядок рассмотрения и оспаривания решения административного органа, принятие и рассмотрение жалоб в порядке главы 25 ГПК РФ недопустимо. В принятии такого заявления следовало отказать на основании п. 1 ч. 1 статьи 134 ГПК РФ, а в случае возбуждения гражданского дела — прекратить производство по делу в силу абз. 2 ст. 220 ГПК РФ.

Рассматривая заявление Т-ва об отмене постановления о привлечении его к административной ответственности в виде штрафа за нарушение налогового законодательства, суд не учел, что рассмотрение такого заявления в порядке гражданского судопроизводства согласно главе 3 ГПК РФ и ст. 30.1 КоАП РФ не предусмотрено.

Как указано в пункте 7 Постановления Пленума Верховного Суда РФ от 20.01.2003 «О некоторых вопросах, возникших в связи с принятием и введением в действие Гражданского процессуального кодекса Российской Федерации» ГПК РФ не определяет порядок производства по делам об административных правонарушениях, в том числе и порядок рассмотрения жалоб на постановления, вынесенные по делам об административных правонарушениях. Этот порядок с 1 июля 2002 года устанавливает Кодекс Российской Федерации об административных правонарушениях.

При таком положении суд не вправе был рассматривать заявление Т-ва в порядке гражданского судопроизводства и соответственно руководствоваться нормами ГПК РФ при рассмотрении его заявления.

Отказывая в принятии искового заявления К-х к Б-вой как наследнице одного из учредителей общества с ограниченной ответственностью о признании неприобретшей право собственности, право на наследство и право на принятие наследства в связи с неподведомственностью спора суду общей юрисдикции, мировой судья исходил из того, что истец и ответчик являются наследниками, а значит и правопреемниками участников общества с ограниченной ответственностью. Споры между участниками обществ с ограниченной ответственностью подлежат разрешению арбитражными судами.

При этом вывод о неподведомственности спора сделан судьей без учета субъектного состава участников спора. Сторонами данного спора являются наследники учредителей ООО, спор непосредственно не связан с хозяйственной или иной экономической деятельностью общества.

В связи с изложенными обстоятельствами и в соответствии с требованиями п. 4 ч. 1 ст. 33 АПК РФ вывод о неподведомственности спора судам общей юрисдикции ошибочен.

ОТВЕТЫ НА ВОПРОСЫ

Вопрос: Подведомственность и подсудность дел о признании прекратившими свою деятельность в качестве юридических лиц общественных и религиозных объединений.

Ответ: Согласно абз. 3 п. 5 Постановления Пленума Высшего Арбитражного Суда РФ от 09.12.2002 за N 11 «О некоторых вопросах, связанных с введением в действие Арбитражного процессуального кодекса РФ» дела по спорам о создании, реорганизации и ликвидации, а также по спорам об отказе в государственной регистрации, уклонении от государственной регистрации других организаций (некоммерческих организаций, в том числе общественных объединений и организаций, политических партий, общественных фондов, религиозных объединений и др.), не имеющих в качестве основной цели своей деятельности извлечение прибыли, не подлежат рассмотрению арбитражными судами.

В силу п. 3 ч. 1 ст. 26 ГПК РФ областной суд рассматривает дела не о признании общественных и религиозных объединений прекратившими свою деятельность, а о их ликвидации.

Таким образом, дела о прекращении деятельности общественных и религиозных объединений подлежат рассмотрению районными судами.

Вопрос: Каким образом следует оформлять и рассматривать дела при отмене приговора в части гражданского иска и направлении дела на новое рассмотрение.

Ответ: В данном случае исковое заявление не может быть оставлено без движения. Недостатки заявления, если они имеются, подлежат исправлению стороной, заявившей иск, путем уточнения исковых требований, а также самим судом путем снятия копий с необходимых для этого материалов уголовного дела.

Определение о принятии искового заявления к производству суда не выносится, его заменяет определение о направлении гражданского иска на новое рассмотрение.

Подсудность гражданского иска в названном в вопросе случае определяется по правилам подсудности, установленным Гражданским процессуальным кодексом РФ (ч. 1 ст. 47 Конституции РФ, ч. 3 ст. 31 ГПК РФ).

Правила, изложенные в п. 10 ст. 31 УПК РФ, относятся к тем случаям, когда гражданский иск рассматривается и разрешается судом совместно с уголовным делом по правилам УПК РФ.

Судебная коллегия по гражданским делам