Обзор судебной практики по уголовным делам за первое полугодие 2003 года

ОТМЕНА ПРИГОВОРОВ

Результаты рассмотрения уголовных дел в кассационном порядке свидетельствуют о том, что большинство дел разрешается судами в строгом соответствии с действующим законодательством. В то же время судами допускается достаточно много ошибок, которые в большинстве случаев связаны с несоблюдением требований уголовно-процессуального закона, предъявляемых к приговору, и норм закона, предусматривающих порядок назначения наказания и порядок погашения судимости.

Часто нарушаются судами положения ст. 307 УПК РФ, в соответствии с которой описательно-мотивировочная часть обвинительного приговора должна содержать доказательства, на которых основаны выводы суда в отношении подсудимого, и мотивы, по которым суд отверг другие доказательства.

Так, в качестве доказательств вины Ф. в убийстве М. и причинении П. тяжкого вреда здоровью судом в приговоре были приведены показания самой Ф., данные в период предварительного следствия, показания потерпевшего П. и ряда свидетелей, протокол осмотра места происшествия, заключения экспертиз, при этом судом сделан вывод о достоверности всех этих доказательств.

Однако анализ приведенных доказательств свидетельствовал о наличии в них существенных противоречий, в связи с чем признание достоверными одних из них исключало возможность признания достоверными других из них.

В период предварительного следствия Ф. признавала факт нанесения М. лишь одного удара ножом, не признавала вину в преступлении, совершенном в отношении П.

Суд, признав достоверными приведенные показания Ф., в противоречие этого вывода признал ее виновной в нанесении М. не менее 26 ударов ножом и, кроме того, признал ее виновной в нанесении удара ножом потерпевшему П., в обоснование чего сослался на показания последнего и свидетеля Е., указав, что показания Ф. согласуются с показаниями указанных лиц, в то время как в их показаниях имелись существенные противоречия как по количеству ударов, нанесенных М., и обстоятельствам нанесения этих ударов, так и по факту нанесения удара П.

В частности, П., отрицая факт драки с М., пояснил, что М. во время употребления спиртного ушел в комнату, за ним ушла Ф., вскоре он услышал звуки ударов из той комнаты, где находились последние, зашел туда и увидел, что Ф. наносит М. удары, позднее понял, что в руке у нее нож, одернул Ф., после чего она ударила его ножом в спину.

Из показаний же Е. следует, что между П. и М. произошла драка, она пыталась их разнять, но не смогла, после чего Ф., взяв на кухне нож, наклонилась над дерущимися на полу П. и М. и нанесла им обоим удары.

Суд же признал достоверными как показания П., так и показания Е., и противоречиям в их показаниях никакой оценки не дал, а также оставил без внимания показания Е. о том, что Ф. находилась возле П. и М. незначительное время, за которое не могла нанести М. большого количества ударов.

В судебном заседании Ф. свою вину отрицала, пояснила, что П. ножом в спину ударил М., последнему она ударов не наносила, кто это сделал, она не видела. Однако этим показания Ф. никакой оценки в приговоре не дано.

Обосновав вину Ф. показаниями свидетелей Г., М. и К., суд не дал надлежащей оценки тем обстоятельствам, что, во-первых, эти показания производны от показаний Е., а, во-вторых, в показаниях свидетеля Г. также имеются существенные противоречия.

Так, свидетель Г., как следует из протокола судебного заседания, изменив показания, пояснил суду, что со слов Е. ему стало известно, что она, пытаясь разнять М. и П., которые дрались, и, имея намерение ударить ножом М., случайно ударила ножом П., после чего П. выхватил у нее нож и убил М. В дальнейшем между ним, потерпевшим П. и свидетелями Е. и М. состоялась договоренность, согласно которой все они должны были изобличать в совершении преступлений Ф. и отвести подозрения от П. и Е., что все они впоследствии и сделали.

Отвергая показания свидетеля Г., данные им в судебном заседании, по той причине, что он и Ф. в одно время содержались в изоляторе и имели возможность согласовать позицию, суд по существу руководствовался лишь предположением, каких-либо объективных данных в подтверждение этого вывода в приговоре не привел, не имелось их и в материалах дела. Более того, судом были оставлены без внимания и оценки показания свидетеля М., из которых усматривалось, что договоренность между ним, Г., П. и Е. о том, чтобы давать показания в интересах последних, была.

Сославшись в обоснование вины Ф. на показания свидетеля М. о том, что руки и одежда осужденной были в крови, суд не дал оценки показаниям последней, согласно которым эта была ее кровь, явившаяся последствием причинения ей на руке резаной раны, а также заключениям экспертиз, согласно которым у Ф. имели место две поверхностные резаные раны ладонной поверхности правой кисти, характерные для получения их при самообороне, а в смыве с ее правой руки обнаружена кровь человека, которая могла произойти от нее, но не могла произойти от потерпевших М. или П.

Утверждение суда о том, что на свитере Ф. были обнаружены бурые пятна, похожие на кровь, не соответствовало протоколу осмотра свитера и заключению экспертизы, согласно которым таких пятен на свитере не имелось.

При таких обстоятельствах судебной коллегией было признано, что надлежащей оценки доказательствам судом дано не было, мотивов, по которым ряд доказательств по существу были отвергнуты, не приведено, что является грубым нарушением уголовно-процессуального закона, повлекшим отмену приговора и направление дела на новое судебное разбирательство (Чайковский суд, дело N 22-2512).

Не были соблюдены положения ст. 307 УПК РФ и при постановлении приговора в отношении Д., признанного виновным в хулиганстве, совершенном 2 декабря 2002 г. в магазине-закусочной с применением ножа, сопровождавшемся применением насилия к потерпевшему М.

В частности, судом было установлено, что Д. применил насилие к потерпевшему М. из хулиганских побуждений в ответ на замечание, сделанное потерпевшим по поводу недостойного поведения Д.

Однако этот вывод суда противоречил исследованным судом доказательствам, а именно, показаниям потерпевшего М., осужденного Д. и свидетеля Б., из которых, согласно протоколу судебного заседания, следовало, что между осужденным и потерпевшим произошла ссора, в ходе которой М. первым применил насилие к Д., после чего последний ударил потерпевшего ножом в область лица один раз, далее оба они несколько раз обменялись ударами.

Каких-либо мотивов, по которым были отвергнуты приведенные доказательства в части мотива действий осужденного, суд в приговоре не привел, не мотивировал суд и вывод о направленности умысла последнего на совершение хулиганства, что повлекло отмену приговора и направление дела на новое судебное разбирательство (Кунгурский суд, дело N 22-2105).

Допускаются судами и другие нарушения уголовно-процессуального закона.

Не всегда суды выполняют положения закона, определяющие состав суда при рассмотрении уголовных дел.

Согласно ст. 7 Федерального закона от 18 декабря 2001 г. «О введении в действие Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации» и внесенным в указанную статью Федеральным законом от 29 мая 2002 г. изменениям уголовные дела о тяжких и особо тяжких преступлениях до 1 января 2004 г. рассматриваются судьей федерального суда общей юрисдикции единолично, а при наличии ходатайства обвиняемого, заявленного до начала судебного заседания, — коллегией в составе судьи и двух народных заседателей.

Приведенное положение закона обязывает органы предварительного следствия и суд разъяснить лицу, привлекаемому к уголовной ответственности за тяжкое или особо тяжкое преступление, его право ходатайствовать о рассмотрении уголовного дела коллегией в составе судьи и двух народных заседателей. Однако по уголовному делу в отношении З., осужденному по ст. 213 ч. 2, 213 ч. 3, 111 ч. 2 п. «д» УК РФ, этого сделано не было, что явилось основанием для отмены приговора по доводам жалобы осужденного о нарушении его права на коллегиальное рассмотрение дела (Ильинский суд, дело N 22-2463).

Приговор Индустриального суда по делу Ц., осужденного по п. «ж» ч. 2 ст. 112 УК РФ, отменен по той причине, что дело было рассмотрено до истечения семи суток после вручения Ц. копии обвинительного заключения.

Согласно ч. 2 ст. 265 УПК РФ разбирательство уголовного дела не может быть начато ранее семи суток со дня вручения обвиняемому копии обвинительного заключения или обвинительного акта, постановления об изменении обвинения.

Однако из материалов дела следовало, что копия обвинительного заключения Ц. была вручена 3 декабря 2002 г., а рассмотрение дела началось 9 декабря 2002 г. В соответствии же с законом рассмотрение дела могло быть начато не ранее 11 декабря 2002 г. (дело N 22-281).

Нередкими продолжают оставаться случаи нарушения права на защиту.

П., осужденному Соликамским городским судом по ст. 158 ч. 2 п. п. «а», «б», «в» УК РФ, осуществлявшему свою защиту самостоятельно, не было предоставлено слово для защиты в судебных прениях, что является грубым нарушением права на защиту, влекущим безусловную отмену приговора (дело N 22-1786).

Наиболее часто встречающимся основанием отмены судебных решений, влекущим прекращение производства по делу, является истечение сроков давности привлечения лица к уголовной ответственности.

Так, Чернушинским судом 13 октября 2002 г. был постановлен приговор в отношении П., признанного виновным в совершении преступления, предусмотренного ст. 264 ч. 1 УК РФ. При этом судом не были приняты во внимание положения ст. 78 УК РФ, согласно которой лицо освобождается от уголовной ответственности в связи с истечением сроков давности, если со дня совершения преступления, относящегося к категории преступлений небольшой тяжести, истекло два года. Сроки давности исчисляются со дня совершения преступления и до момента вступления приговора в законную силу.

Поскольку совершенное П. преступление относится к преступлениям небольшой тяжести, а на момент рассмотрения дела прошло более двух лет со дня его совершения, то суду следовало решить вопрос о прекращении уголовного дела в связи с истечением срока давности уголовного преследования.

Изложенное повлекло отмену приговора и прекращение производства по делу (дело N 22-30).

Не всегда при рассмотрении уголовных дел суды руководствуются разъяснениями, содержащимися в постановлениях Пленума Верховного Суда Российской Федерации.

Так, согласно п. 10 Постановления Пленума Верховного Суда Российской Федерации «О судебной практике по делам о краже, грабеже и разбое» от 27 декабря 2002 г. N 29 уголовная ответственность за кражу, грабеж или разбой, совершенные группой лиц по предварительному сговору, наступает и в тех случаях, когда согласно предварительной договоренности между соучастниками непосредственное изъятие имущества осуществляет один из них. Если другие участники в соответствии с распределением ролей совершили согласованные действия, направленные на оказание непосредственного содействия исполнителю в совершении преступления (например, лицо не проникало в жилище, но участвовало во взломе дверей, запоров, решеток, по заранее состоявшейся договоренности вывозило похищенное, подстраховывало других соучастников от возможного обнаружения совершаемого преступления), содеянное ими является соисполнительством и в силу части второй статьи 34 УК РФ не требует дополнительной квалификации по статье 33 УК РФ.

Действия лица, непосредственно не участвовавшего в хищении чужого имущества, но содействовавшего совершению этого преступления советами, указаниями либо заранее обещавшего скрыть следы преступления, устранить препятствия, не связанные с оказанием помощи непосредственным исполнителям преступления, сбыть похищенное и т.п., надлежит квалифицировать как соучастие в содеянном в форме пособничества со ссылкой на часть пятую статьи 33 УК РФ.

Однако в противоречие с приведенным толкованием закона действия С., который в соответствии с распределенными ролями в совершении кражи наблюдал за окружающей обстановкой, Краснокамским судом были переквалифицированы со ст. 158 ч. 3 УК РФ (в редакции Федерального закона от 31 октября 2002 г.) на ст. 33 ч. 5 и 158 ч. 3 УК РФ, предусматривающие ответственность за пособничество в краже, в то время как оснований для такой квалификации не имелось, поскольку он являлся соисполнителем преступления (дело N 22-950).

До настоящего времени суды допускают ошибки при применении норм закона, регламентирующих порядок погашения судимости.

Так, при рассмотрении дела в отношении Б. и Т. суд ошибочно посчитал, что судимости у первого от 24 июля 1998 г., а у второго от 5 октября 1999 г. за кражи погашены, в связи с чем исключил из обвинения в отношении обоих квалифицирующий признак кражи «совершение преступления лицом, ранее два и более раза судимым за хищение».

Однако из материалов дела следовало, что обоим осужденным по указанным приговорам было назначено наказание в виде лишения свободы условно, в дальнейшем условное осуждение отменялось в связи с совершением ими в период испытательного срока нового преступления и наказание назначалось с применением ст. 70 УК РФ, наказание Б. отбыл 21 декабря 2000 г., а Т. — 18 декабря 2001 г. Срок погашения судимости у Б. в соответствии с п. «б» ч. 1 ст. 95 УК РФ, как осужденного в несовершеннолетнем возрасте за тяжкие преступления, и у Т. в соответствии с п. «в» ч. 3 ст. 86 УК РФ, как осужденного за преступление средней тяжести, составлял три года.

Таким образом, судимость у Б. от 24 июля 1998 г. будет погашена 21 декабря 2003 г., а судимость у Т. от 5 октября 1999 г. будет погашена 18 декабря 2004 г., кражи же ими совершены в августе 2002 г.

При таких обстоятельствах указанные судимости у Б. и Т. на момент совершения краж не были погашены и должны были приниматься во внимание.

Изложенное повлекло отмену приговора в отношении обоих осужденных и направление дела на новое судебное рассмотрение (дело N 22-998).

Кроме того, по данному делу был осужден С., совершивший в августе 2002 г. кражи группой лиц по предварительному сговору, неоднократно, с незаконным проникновением в жилище, с причинением значительного ущерба гражданину. Его действия органами предварительного следствия были квалифицированы по ст. 158 ч. 2 п.п. «а», «б», «в», «г» УК РФ (в редакции от 13 июня 1996 г.), суд же переквалифицировал его действия на ст. 158 ч. 3 УК РФ (в редакции Федерального закона от 31 октября 2002 г.).

Такое решение суда признано судебной коллегией неправильным, поскольку согласно ч. 1 ст. 9 УК РФ преступность и наказуемость деяния определяются уголовным законом, действовавшим во время совершения этого деяния, а в соответствии с ч. 1 ст. 10 УК РФ обратную силу имеет лишь уголовный закон, устраняющий преступность деяния, смягчающий наказание или иным образом улучшающий положение лица, совершившего преступление.

Поскольку Федеральный закон от 31 октября 2002 г. никаким образом не улучшал положения С., то он не подлежал применению к нему, соответственно его действия следовало квалифицировать по ст. 158 ч. 2 п.п. «а», «б», «в», «г» УК РФ (в редакции от 13 июня 1996 г.).

Имели место случаи отмены приговоров в связи с несоответствием назначенного судом наказания тяжести преступления и личности осужденного.

По приговору Мотовилихинского суда Е. была осуждена по ст. 228 ч. 4, 222 ч. 1, 222 ч. 4 УК РФ к пяти годам лишения свободы с применением ст. 73 УК РФ условно, с испытательным сроком три года.

Судебная коллегия, соглашаясь с кассационным представлением, приговор в отношении Е. отменила за мягкостью назначенного наказания, указав следующее.

Фактические обстоятельства, при которых, как установлено судом, Е. совершила преступления, а именно, систематический сбыт сильнодействующего наркотического средства — героина в крупном размере, продолжение преступной деятельности и в период предварительного следствия, свидетельствовали о повышенной опасности ее личности и о несоответствии назначенного ей условного наказания тяжести содеянного (дело N 22-111).

По причине мягкости назначенного наказания был отменен и приговор Ленинского суда в отношении Д., признанного виновным в нарушении Правил дорожного движения при управлении автомобилем, повлекшем смерть одного человека и причинение тяжкого вреда здоровью другому, которому было назначено наказание в виде трех лет лишения свободы условно, с испытательным сроком два года. При этом судебной коллегией было указано, что при решении вопроса о наказании судом не были в должной степени оценены степень нарушения Д. правил дорожного движения, а именно, управление автомобилем в нетрезвом состоянии, и тяжесть наступивших последствий (дело N 22-453).

Нередко суды допускают и иные ошибки при назначении наказания осужденным.

Так, по делу в отношении Ч. судом не были соблюдены положения ст. 70 УК РФ, согласно которым окончательное наказание по совокупности приговоров должно быть больше как наказания, назначенного за вновь совершенное преступление, так и неотбытой части наказания по предыдущему приговору.

Ч. 29 декабря 2000 г. был осужден по ст. 213 ч. 3 УК РФ к 4 годам 8 месяцам лишения свободы условно, с испытательным сроком 2 года, в период испытательного срока совершил преступление, предусмотренное ст. 158 ч. 2 п. «а» УК РФ, за которое судом ему было назначено наказание в виде 3 лет 6 месяцев лишения свободы, а по совокупности приговоров — в виде 4 лет лишения свободы, в то время как окончательное наказание не могло быть меньше 4 лет 8 месяцев лишения свободы (Краснокамский суд, дело N 22-2682).

ИЗМЕНЕНИЕ ПРИГОВОРОВ

По-прежнему изменение значительного количества приговоров было связано с необоснованными выводами судов о наличии в действиях осужденных квалифицирующего признака хищений «совершение преступления лицом, ранее два и более раза судимым за хищение либо вымогательство», что чаще всего было обусловлено недостаточным знанием норм закона, предусматривающих порядок погашения судимости.

Так, при квалификации действий Л. по ст. 163 ч. 3 п. «г», 161 ч. 3 п. «в» УК РФ суд исходил из того, что 16 июля 2002 г. и 31 июля 2002 г. он был судим за кражи, однако при этом было оставлено без внимания, что преступления, за которые он был осужден 31 июля 2002 г., были совершены им до постановления приговора от 16 июля 2002 г., и наказание по последнему из приговоров было назначено по правилам, предусмотренным ст. 69 ч. 5 УК РФ, в связи с чем указанные судимости следовало расценивать как одну, поэтому квалифицирующий признак преступления «совершение преступления лицом, ранее два и более раза судимым за хищение» из обвинения был исключен, действия Л. были переквалифицированы на менее тяжкий закон, а наказание — смягчено (дело N 22-1121).

Значительное количество приговоров было изменено по той причине, что суды необоснованно учитывали судимости за хищения чужого имущества, стоимость которого не превышала пяти минимальных размеров оплаты труда, установленных на день хищения, несмотря на то, что преступность этого деяния была устранена.

Так, по приговору Дзержинского суда П. был осужден по п. «в» ч. 3 ст. 161 УК РФ, предусматривающей ответственность за совершение грабежа лицом, ранее два раза судимым за хищение. При этом судом были учтены судимости П. от 29 июля 1998 г. и от 28 декабря 1999 г. Однако судом было оставлено без внимания то обстоятельство, что 29 июля 1998 г. он был осужден за совершение ряда краж чужого имущества, стоимость которого по каждому эпизоду не превышала пяти минимальных размеров оплаты труда, установленных на день хищения, соответственно деяния, за которые он был осужден указанным приговором, были декриминализированы, в связи с чем эта судимость не могла влечь каких-либо правовых последствий.

По изложенным основаниям приговор был изменен, из него было исключено указание о наличии у П. судимости от 29 июля 1998 г., действия его были переквалифицированы на менее тяжкий закон (дело N 22-872).

Квалифицируя действия Ш. по п. «в» ч. 4 ст. 158 УК РФ, предусматривающей ответственность за совершение кражи лицом, ранее два и более раза судимым за хищение либо вымогательство, суд наряду с судимостью от 9 июля 1999 г. учел судимость от 22 июля 1996 г. Однако 22 июля 1996 г. Ш. был осужден за кражи, совершенные в 1993 г. и в марте-апреле 1994 г., к наказанию в виде 5 лет лишения свободы, наказание им было отбыто 12 марта 1999 г. Согласно ст. 7-1 УК РСФСР преступление, предусмотренное ст. 144 УК РСФСР до внесения в указанную статью изменений Федеральным законом от 1 июля 1994 г., не относилось к категории тяжких преступлений, поэтому при решении вопроса о погашении судимости следовало руководствоваться ст. 10 УК РФ и п. «в» ч. 3 ст. 86 УК РФ, в соответствии с которыми срок погашения указанной судимости составлял три года, соответственно она погасилась 12 марта 2002 г. Кражи же, за которые Ш. был осужден по настоящему делу, были им совершены 6 ноября 2002 г. и 20 января 2003 г., поэтому судимость от 22 июля 1996 г. не могла влиять на квалификацию его действий.

При таких обстоятельствах указание на данную судимость, а также на наличие в действиях Ш. особо опасного рецидива преступлений было исключено из приговора, его действия — переквалифицированы на менее тяжкий закон, а срок наказания — снижен. (Кизеловский суд, дело N 22-1967).

При квалификации действий С., совершившего кражу чужого имущества 10 сентября 2002 г., по п. «в» ч. 4 ст. 158 УК РФ суд принял во внимание судимость от 11 декабря 1994 г., по которой он был осужден по ст. 144 ч. 3 УК РСФСР (тяжкое преступление) к 3 годам лишения свободы, а в соответствии со ст. 41 УК РСФСР — к 3 годам 1 месяцу лишения свободы, наказание отбыл 19 апреля 1997 г. При этом суд исходил из того, что срок погашения данной судимости в соответствии с п. 6 ч. 1 ст. 57 УК РСФСР составляет 5 лет, поскольку срок назначенного осужденному наказания превышал три года. Однако судом были оставлены без внимания положения ст. 10 УК РФ, предусматривающей обратную силу уголовного закона, улучшающего положение лица, совершившего преступление, и ч. 1 ст. 86 УК РФ о самостоятельном погашении судимости за каждое преступление.

В данной ситуации суду при решении вопроса о погашении судимости от 11 декабря 1994 г. следовало исходить из срока наказания, назначенного непосредственно за совершенное преступление, то есть трех лет лишения свободы, а не из наказания, назначенного по совокупности приговоров, и руководствоваться ст. 10 УК РФ, ч. 1 ст. 86 УК РФ и п. 5 ст. 57 УК РСФСР, в соответствии с которыми срок погашения указанной судимости составлял три года, соответственно она была погашена 19 апреля 2000 г., в связи с чем не могла влиять на квалификацию действий, совершенных после этой даты.

Судебной коллегией указание на данную судимость и на наличие в действиях С. особо опасного рецидива преступлений было исключено из приговора, его действия были переквалифицированы на менее тяжкий закон, срок наказания снижен, вид режима изменен с особого на строгий (Индустриальный суд, дело N 22-2526).

Допускают суды ошибки и при решении вопроса о погашении судимости, по которой назначалось наказание в виде исправительных работ, а впоследствии в порядке ст. 70 УК РФ оно частично присоединялось к наказанию в виде лишения свободы.

Так, при квалификации действий Р., совершившего ряд краж в период с 1 сентября по 12 декабря 2002 г., по ст. 158 ч. 4 п. «в» УК РФ, суд учел судимость от 31 июля 1998 г. за преступление, предусмотренное ст. 30 ч. 3, 161 ч. 1 УК РФ, за которое ему было назначено наказание в виде 1 года исправительных работ по месту работы с удержанием 10% заработка в доход государства, впоследствии приговором от 13 мая 1999 г. это наказание в порядке ст. 70 УК РФ было частично присоединено к вновь назначенному и окончательно Р. было назначено наказание в виде 2 лет 8 месяцев лишения свободы, которое он отбыл 20 февраля 2001 г.

При решении вопроса о погашении судимости от 31 июля 1998 г. суду следовало руководствоваться п. «б» ч. 3 ст. 86 УК РФ, в соответствии с которым судимость в отношении лиц, осужденных к более мягким видам наказаний, чем лишение свободы, погашается по истечении одного года после отбытия наказания. Соответственно указанная судимость была погашена 20 февраля 2002 г. и не могла влиять на юридическую оценку действий осужденного, совершенных после этой даты, что повлекло изменение приговора — переквалификацию действий последнего на менее тяжкий закон, смягчение назначенного ему наказания (Дзержинский суд, дело N 22-1739).

Неоперативно реагируют суды на изменения законодательства.

Так, Федеральным законом от 31 октября 2002 г. были внесены изменения в ст. 158 УК РФ, в частности, санкция ч. 2 ст. 158 УК РФ была снижена до 5 лет лишения свободы, в связи с чем данное преступление стало относиться к категории преступлений средней тяжести, соответственно срок погашения судимости за подобные преступления составляет 3 года. Данный закон, как улучшающий положение осужденных, имеет обратную силу, поэтому при решении вопроса о погашении судимости за такое преступление подлежит применению.

Так, при рассмотрении дела в отношении К. Свердловский суд оставил без внимания приведенное изменение уголовного закона и при юридической оценке его действий в части краж, совершенных в сентябре и октябре 2002 г., посчитав непогашенной судимость от 10 февраля 1998 г., пришел к выводу о наличии в его действиях квалифицирующего признака «совершение преступления лицом, ранее два раза судимым за хищение».

Однако действия, за которые К. был осужден 10 февраля 1998 г., в соответствии с изменениями, внесенными в Уголовный кодекс, следовало расценивать как преступление, предусмотренное ст. 158 ч. 2 п.п. «а», «б» УК РФ (в редакции Федерального закона от 31 октября 2002 г.), то есть как преступление средней тяжести, а, учитывая, что оно было совершено Клевцовым А.В. в несовершеннолетнем возрасте, срок погашения этой судимости на основании п. «а» ч. 1 ст. 95 УК РФ составлял один год, поскольку кражи им были совершены по истечении одного года после отбытия наказания по приговору от 10 февраля 1998 г., то эта судимость не могла учитываться судом, так как была погашена.

Указание на наличие этой судимости из приговора было исключено, действия К. были переквалифицированы со ст. 158 ч. 8 п. «в» УК РФ на ст. 158 ч. 2 п.п. «а», «б», «в» УК РФ, а срок наказания снижен (дело N 22-716).

При определении вида рецидива в действиях В., осужденного за кражу, совершенную им 20 июля 2002 г., суд исходил из наличия у него наряду с судимостью от 28 января 2000 г. и судимости от 18 июля 1995 г. за преступление, предусмотренное ст. 144 ч. 2 УК РСФСР, за которое ему было назначено наказание в виде 2 лет лишения свободы, которое было им отбыто 2 марта 1998 г. В соответствии с п. 5 ч. 1 ст. 57 УК РСФСР и ч. 1 ст. 86 УК РФ данная судимость была погашена по истечении трех лет со дня отбытия наказания, то есть 2 марта 2001 г., поэтому не могла приниматься во внимание по настоящему делу, так как преступление В. было совершено после указанной даты.

Изложенное повлекло исключение из вводной части приговора указания на судимость от 18 июля 1995 г., снижение срока наказания и изменение вида режима с особо на строгий (Березниковский суд, дело N 22-1456).

Нередко суды, решая вопрос о присоединении к вновь назначенному наказанию неотбытой части наказания по предыдущему приговору в порядке ст. 70 УК РФ, не соотносят предыдущие приговоры с актами амнистии и присоединяют к вновь назначенному наказанию наказание, от которого лица подлежали безусловному освобождению в силу акта амнистии.

В частности, такая ошибка была допущена по вышеупомянутому делу в отношении П., при назначении наказания которому суд в порядке ст. 70 УК РФ присоединил неотбытую часть наказания по приговору от 28 декабря 1999 г., которым он был осужден по п. «б» ч. 2 ст. 158 УК РФ к 3 годам 4 месяцам лишения свободы и освобожден 31 августа 2001 г. условно досрочно на 1 год 5 месяцев 27 дней, в то время как он подлежал освобождению от наказания по указанному приговору на основании п. 5 Постановления Государственной Думы Федерального Собрания Российской Федерации от 30 ноября 2001 г. «Об объявлении амнистии в отношении несовершеннолетних и женщин», поэтому указание о назначении ему наказания с применением ст. 70 УК РФ из приговора было исключено (дело N 22-872).

По этой же причине был изменен приговор Ленинского суда в отношении К., который ранее был судим 3 февраля 2000 г. по ст. 161 ч. 2 п. «а» УК РФ к 3 годам лишения свободы условно, с испытательным сроком 3 года, а последним приговором был осужден по ст. 228 ч. 1 УК РФ к 1 году 6 месяцам лишения свободы, в порядке ст. 70 УК РФ была частично присоединена не отбытая часть наказания по приговору от 3 февраля 2000 г. и окончательно назначено наказание в виде 3 лет 1 месяца лишения свободы.

Однако по приговору от 3 февраля 2000 г. К. подлежал освобождению от наказания на основании п. 1 Постановления Государственной Думы Федерального Собрания Российской Федерации от 26 мая 2000 г. «Об объявлении амнистии в связи с 55-летием Победы в Великой Отечественной войне 1941-1945 годов», поэтому оснований для назначения наказания по правилам, предусмотренным ст. 70 УК РФ, не имелось, указание об этом было исключено из приговора (дело N 22-456).

При постановлении приговора в отношении Д., осужденного за покушение на грабеж, совершенное 29 января 2003 г., суд принял во внимание судимости от 23 марта 2000 г. и 24 мая 2000 г.

Однако 23 марта 2000 г. Д. был осужден по ст. 158 ч. 2 п. «г» УК РФ к 2 годам лишения свободы, а 24 мая 2000 г. — по ст. 158 ч. 2 п.п. «б», «г» УК РФ, с применением ст. 69 ч. 5 УК РФ, к 2 годам 6 месяцам лишения свободы.

26 мая 2000 г. Государственной Думой Федерального Собрания Российской Федерации было принято Постановление «Об объявлении амнистии в связи с 55-летием Победы в Великой Отечественной войне 1941-1945 годов», в соответствии с п. 1 которого Д., как лицо, впервые осужденное к лишению свободы на срок до трех лет, подлежал освобождению от наказания.

В соответствии с п.п. «в» п. 1 Постановления Государственной Думы Федерального Собрания «О порядке применения постановления Государственной Думы Федерального Собрания Российской Федерации «Об объявлении амнистии в связи с 55-летием Победы в Великой Отечественной войне 1941-1945 годов» применение амнистии в отношении лиц, приговоры в отношении которых не вступили в законную силу, было возложено на суды. Однако Индустриальным судом г. Перми, обязанным вышеназванным постановлением применить к Д. акт амнистии, этот вопрос рассмотрен не был, решен он был начальником СИЗО N 1 г. Перми, в соответствии с постановлением которого Д. был освобожден от наказания в силу п. 1 названного акта амнистии лишь 4 июля 2000 г.

Таким образом, до вступления приговора от 24 мая 2000 г. в отношении Д. в законную силу он подлежал безусловному освобождению от наказания на основании акта амнистии, в связи с чем не должен был отбывать наказание.

Согласно же п. 5 Постановления Пленума Верховного Суда СССР от 18 марта 1970 г. «Об исчислении срока погашения судимости» при постановлении обвинительного приговора с освобождением осужденного от наказания в силу акта амнистии, виновный, как не отбывавший наказание, признается не имеющим судимости, независимо от продолжительности предварительного заключения.

При таких обстоятельствах Д. на момент совершения преступления, за которое он осужден настоящим приговором, не мог быть признан имеющим указанные судимости, поэтому судебной коллегией указание о наличии этих судимостей из вводной части приговора было исключено, его действия переквалифицированы со ст. 30 ч. 3, 161 ч. 3 п. «в» УК РФ на ст. 30 ч. 3, 161 ч. 2 п.п. «б», «г» УК РФ (Индустриальный суд, дело N 22-1651).

При рассмотрении дела в отношении Б., осужденного по ст. 112 ч. 1 УК РФ, суд исходил из того, что 8 апреля 1999 г. он был судим по ст. 30 ч. 3, 161 ч. 2 п.п. «а», «в», «д» УК РФ к 3 годам лишения свободы условно, с испытательным сроком 3 года и в период испытательного срока — 20 февраля 2002 г. совершил преступление средней тяжести, в связи с чем назначил осужденному наказание по правилам ст. 70 УК РФ. При этом судом было оставлено без внимания то, что по приговору от 8 апреля 1999 г. Б. подлежал безусловному освобождению от наказания на основании Постановления Государственной Думы Федерального Собрания Российской от 26 мая 2000 г. «Об объявлении амнистии в связи с 55-летием Победы в Великой Отечественной войне 1941-1945 годов», как лицо, впервые осужденное к лишению свободы на срок до 3 лет. То обстоятельство, что назначенное ему наказание являлось условным, не препятствовало применению акта амнистии, поскольку в соответствии со ст. 44 УК РФ условное лишение свободы не является самостоятельным видом наказания, его следует расценивать как наказание в виде лишения свободы.

Поскольку условий исполнения приговора от 8 апреля 1999 г. в отношении Б. в силу акта амнистии не имелось, то в соответствии с п. «а» ч. 3 ст. 86 УК РФ эту судимость следовало расценивать как погашенную, в связи с чем оснований для ее указания во вводной части приговора и назначения осужденному наказания по правилам ст. 70 УК РФ не имелось (Ленинский суд, дело N 22-2196).

Изменения в приговоры вносились и по причине назначения виновным лицам чрезмерно сурового наказания.

Так, П., признанному виновным в открытом хищении в форме грабежа группой лиц по предварительному сговору шапки стоимостью 400 руб., судом было назначено наказание в виде двух лет лишения свободы.

Такое наказание коллегия признала явно несправедливым вследствие чрезмерной суровости и смягчила его, применив ст. 73 УК РФ, предусматривающую условное осуждение.

Изменяя приговор, судебная коллегия указала, что при назначении наказания П. судом не были в должной степени учтены те обстоятельства, что объем похищенного им имущества был небольшим, ранее он не судим, вину признал, раскаялся в содеянном (дело N 22-1239).

Имеют место случаи, когда суды необоснованно квалифицировали действия осужденных как совершенные группой лиц по предварительному сговору.

В соответствии с ч. 2 ст. 35 УК РФ преступление признается совершенным группой лиц по предварительному сговору, если в нем участвовали лица, заранее договорившиеся о совместном совершении преступления, что по групповым делам наряду с другими обстоятельствами должно быть подтверждено доказательствами.

Однако при рассмотрении дела в отношении Ч. и В., осужденных за разбойное нападение на потерпевшего Ш. группой лиц по предварительному сговору, а также М., осужденного за совершение хулиганства в отношении того же потерпевшего группой лиц по предварительному сговору, приведенную норму закона суд оставил без внимания.

Из исследованных судом доказательств следовало, что потерпевший и осужденные совместно употребляли спиртное, преступные действия последних в отношении потерпевшего были спонтанными, доказательств о наличии между осужденными предварительной договоренности на совершение разбойного нападения, а тем более на совершение хулиганства, виновным в совершении которого был признан только один М., стороной обвинения представлено не было.

Изложенное повлекло исключение из приговора осуждение Ч. и В. по п. «а» ч. 2 ст. 162 УК РФ, а М. — по п. «а» ч. 2 ст. 213 УК РФ (Чайковский суд, дело N 22-2403).

Квалифицируя действия Г. в части открытого хищения чужого имущества как совершенные группой лиц по предварительному сговору, суд не учел, что преступление им было совершено совместно с лицом, не достигшим возраста, с которого наступает уголовная ответственность, в связи с чем вывод суда о наличии в действиях осужденного указанного квалифицирующего признака судебной коллегией был признан ошибочным, а его действия были переквалифицированы со ст. 161 ч. 2 п. «а» УК РФ на ст. 161 ч. 1 УК РФ (Березниковский суд, дело N 22-2665).

Необоснованным судебная коллегия признала и вывод суда о совершении М. и П. преступления группой лиц по предварительному сговору, которым органами предварительного было предъявлено обвинение в совершении кражи. Судом было установлено, что непосредственно имущество было похищено одним П., М. же только помог последнему сбыть это имущество. При этом действия М. судом были квалифицированы по п. «а» ч. 2 ст. 175 УК РФ, предусматривающей ответственность за заранее не обещанные приобретение или сбыт имущества, заведомо добытого преступным путем, совершенные группой лиц по предварительному сговору, в то время как оснований для вывода о сбыте имущества группой лиц по предварительному сговору не имелось, поскольку П. было совершено иное преступление — кража, и его действия в части сбыта имущества охватывались ст. 158 УК РФ, соответственно преступления, предусмотренного ст. 175 УК РФ он не совершал, в связи с чем действия М. были переквалифицированы на ч. 1 ст. 175 УК РФ (дело N 22-1185).

Нередко суды допускают ошибки при решении вопроса о наличии в действиях виновного лица такого квалифицирующего признака разбоя, как «совершение преступления с применением оружия или предмета, используемого в качестве оружия».

Так, С. был признан виновным в совершении разбоя с применением предмета, используемого в качестве оружия. Однако из материалов дела следовало, что осужденный в ходе хищения чужого имущества достал из кармана своей одежды складной нож в закрытом виде и держал его в руке, не предпринимая никаких попыток его применения, то есть только демонстрировал нож, что применительно к ст. 162 УК РФ не может расцениваться как применение ножа, и при определенных условиях квалифицируется как угроза применения насилия, опасного для жизни и здоровья. Поэтому вывод суда о применении осужденным в ходе разбойного нападения ножа судебной коллегией был признан ошибочным, а действия последнего были переквалифицированы с п. «г» ч. 2 ст. 162 УК РФ на ч. 1 ст. 162 УК РФ (Березниковский суд, дело N 22-1558).

Нередко суды необоснованно квалифицировали действия виновных лиц как открытое хищение чужого имущества, в то время как хищение было тайным.

Так, Ш. был признан виновным в открытом хищении телевизора марки «Шарп», принадлежащего потерпевшей Р. Вывод суда об открытой форме хищения был обоснован тем, что изъятие телевизора происходило в присутствии М., проживающей с потерпевшей в одной квартире, являющейся коммунальной. Однако из материалов дела следовало, что осужденный и потерпевшая проживали совместно, поэтому его нахождение в комнате потерпевшей никаких вопросов у М. не вызвало, последняя действительно видела момент изъятия телевизора, но при этом противоправного характера действий осужденного не осознавала, а характер действий последнего свидетельствовал о том, что его умысел был направлен на тайное хищение имущества.

При таких обстоятельствах действия Ш. были переквалифицированы с п. «в» ч. 3 ст. 161 УК РФ на п. «в» ч. 4 ст. 158 УК РФ, наказание — смягчено (Лысьвенский суд, дело N 22-2591).

Имеют место случаи необоснованной квалификации действий виновных лиц в части хищения чужого имущества по признаку крупного ущерба.

В частности, М., совершивший ряд краж чужого имущества, стоимость которого по каждому эпизоду не превышала в пятьсот раз минимальный размер оплаты труда, установленный на день хищения, то есть не образовывала крупного размера хищения, был признан виновным в тайном хищении чужого имущества в крупном размере. При этом вывод суда о крупном размере хищения был мотивирован тем, что действия М. охватывались единым умыслом, поскольку его преступная деятельность была систематической, являлась для него источником существования.

Судебная коллегия с таким выводом не согласилась, при этом указала, что продолжаемым преступлением хищение может быть признано в том случае, когда оно состоит из ряда тождественных преступных деяний, объединенных единым умыслом, направленных на хищение имущества из одного и того же источника.

Однако по данному делу таких обстоятельств не имелось. Из материалов дела следовало, что осужденным было совершено несколько самостоятельных краж у разных лиц, стоимость имущества по каждому эпизоду не образовывала крупного размера хищения. Систематичность краж в данном случае не являлась основанием для вывода о направленности умысла М. на совершение хищения в крупном размере.

Изложенное повлекло переквалификацию действий М. на менее тяжкий закон и смягчение наказания (Кировский суд, дело N 22-2727).

Имели место случаи необоснованного осуждения за хулиганство.

Так, Х. и М. были признаны виновными в совершении хулиганства, сопровождающегося применением насилия к потерпевшей Л. Однако с квалификацией действий осужденных как хулиганских судебная коллегия не согласилась.

Из материалов дела следовало, что конфликт между осужденными и потерпевшей произошел на почве личных неприязненных отношений, сложившихся в силу проживания по соседству, происходил он не в общественном месте, а в квартире потерпевшей.

Вывод суда о том, что действиями осужденных был грубо нарушен общественный порядок, по существу был основан на том, что конфликт между сторонами произошел в присутствии постороннего человека — свидетеля И.

Однако из исследованных судом доказательств следовало, что действия осужденных, вызванные личными неприязненными отношениями, возникшими между ними и потерпевшей, были направлены исключительно на последнюю, данных о том, что одновременно ими был грубо нарушен общественный порядок, в материалах дела не содержалось.

Сам по себе факт присутствия во время конфликта постороннего лица не мог являться основанием для квалификации действий виновных лиц как хулиганских.

При таких обстоятельствах судебной коллегией было признано, что конфликт между сторонами за рамки личных отношений не вышел, в связи с чем действия Х. и М. содержали лишь состав преступления, предусмотренный ст. 115 УК РФ, поэтому их действия были переквалифицированы на указанный закон, а наказание — смягчено (Березниковский суд, дело N 22-2137).

ОПРЕДЕЛЕНИЯ, ПОСТАНОВЛЕНИЯ

Допускаются судами ошибки при решении вопросов об избрании меры пресечения в виде заключения под стражу и продлении срока содержания под стражей.

В соответствии с ч. 4 ст. 108 УПК РФ вопрос об избрании меры пресечения в виде заключения под стражу подлежит рассмотрению с участием подозреваемого или обвиняемого, прокурора, защитника, если последний участвует в уголовном деле. В судебном заседании вправе участвовать законный представитель несовершеннолетнего подозреваемого или обвиняемого, следователь, дознаватель. Неявка без уважительных причин сторон, своевременно извещенных о времени судебного заседания, не является препятствием для рассмотрения ходатайства, за исключением случаев неявки обвиняемого.

Однако приведенная норма закона судами не всегда соблюдается.

Так, Березниковским судом вопрос об избрании меры пресечения в виде заключения по стражу в отношении О. был рассмотрен в отсутствие его законного представителя и адвоката, участвующего в уголовном деле на стороне обвиняемого, при этом указанные лица о дне судебного заседания извещены не были, что повлекло отмену судебного решения (дело N 22-2051).

Как распространенный недостаток судебных решений, принимаемых по ходатайствам об избрании меры пресечения в виде заключения под стражу и о продлении срока содержания под стражей, следует отметить нарушение положений ч. 4 ст. 7 УПК РФ, в соответствии с которой решения судьи должны быть мотивированными.

По этой причине было отменено решение Добрянского суда о продлении срока содержания под стражей А. В представленных в суд материалах никаких данных, свидетельствующих о причастности А. к преступлению, а также подтверждающих необходимость его дальнейшего содержания под стражей, не содержалось. Мотивов, по которым суд пришел к выводу о необходимости продления А. срока содержания под стражей, в решении приведено не было (дело N 22-2176).

Не всегда суды, решая вопросы по мере пресечения, выполняют требования ст. 99 УПК РФ, в соответствии с которой должны учитываться наряду с тяжестью предъявленного обвинения данные о личности обвиняемого, его возраст, состояние здоровья, семейное положение, род занятий.

Так, решение об избрании в отношении Ч. меры пресечения в виде заключения под стражу суд мотивировал лишь тяжестью предъявленного обвинения — он обвинялся в хулиганстве, совершенном с применением оружия, при этом судом были оставлены без внимания и оценки те обстоятельства, что Ч. впервые привлекался к уголовной ответственности, имел постоянную работу, положительно характеризовался, за два месяца до ареста перенес сложную операцию, условий избранной в отношении него изначально меры пресечения в виде подписки о невыезде не нарушал (Усольский суд, дело N 22-1935).

Имеют место случаи, когда суды, решая вопрос о продлении подсудимым срока содержания под стражей в порядке ст. 255 УПК РФ, не принимают меры к обеспечению участия в судебном заседании подсудимого, не извещают о дне судебного заседания прокурора и адвоката, представляющего интересы подсудимого.

Такая ошибка была допущена по делу в отношении Ж., что явилось основанием для отмены судебного решения (дело N 22-1688).

Анализ судебной практики показывает, что среди отмененных решений судов значительное количество составляют постановления, принимаемые судами по жалобам граждан на действия и решения должностных лиц органов дознания и предварительного следствия на досудебной стадии уголовного процесса.

В соответствии с ч. 3 ст. 125 УПК РФ законность и обоснованность действий (бездействия) и решений дознавателя, следователя и прокурора проверяется в судебном заседании с участием заявителя и его защитника, законного представителя или представителя, если они участвуют в уголовном деле, иных лиц, чьи интересы непосредственно затрагиваются обжалуемым действием (бездействием) или решением, а также с участием прокурора. Неявка лиц, своевременно извещенных о времени рассмотрения жалобы и не настаивающих на ее рассмотрении с их участием, не является препятствием для рассмотрения жалобы судом.

Однако судами, в противоречие приведенной нормы закона, о дне рассмотрения подобных жалоб извещались не все указанные в ней лица, что влекло отмену судебных решений.

Так, решение Индустриального районного суда г. Перми, принятое по жалобе Г. на постановление об отказе в возбуждении уголовного дела, было отменено по той причине, что прокурор не был извещен надлежащим образом о дне рассмотрения жалобы, в связи с чем не участвовал в ее рассмотрении (дело N 22-2598).

Жалоба З. на постановление следователя о прекращении уголовного дела в отношении К. была рассмотрена в отсутствие последнего, о дне судебного заседания он извещен не был, в то время как являлся лицом, чьи интересы непосредственно затрагивались обжалуемым решением, поэтому подлежал привлечению к участию в рассмотрении жалобы (Свердловский суд, дело N 22-1344).

Следует обратить внимание судов также на то, что в порядке ст. 125 УПК РФ подлежат рассмотрению жалобы на такие действия и решения дознавателя, следователя и прокурора, которые способны причинить ущерб конституционным правам и свободам участников уголовного судопроизводства либо затруднить доступ граждан к правосудию, при условии, что отложение проверки законности и обоснованности таких решений и действий до стадии рассмотрения судом уголовного дела по существу может причинить ущерб, восполнение которого в дальнейшем окажется неосуществимым.

С учетом изложенной правовой позиции судебной коллегией было признано законным и обоснованным решение Кировского районного суда, которым жалоба адвоката М. на постановление следователя СО ОВД Кировского района г. Перми об отказе в удовлетворении ходатайства оставлена без удовлетворения.

Адвокат М. в рамках расследуемого в отношении Г. уголовного дела по факту нарушения последним правил дорожного движения при управлении автомобилем заявил ходатайство о выполнении следователем указаний начальника СУ УВД г. Перми от 19 декабря 2001 г., в соответствии с которыми следовало установить место столкновения транспортных средств, провести очные ставки и назначить повторную автотехническую экспертизу. В удовлетворении данного ходатайства постановлением следователя от 12 февраля 2003 г. было отказано.

Не согласившись с указанным решением следователя, адвокат М. обжаловал его в судебном порядке. Однако в удовлетворении жалобы адвокату было отказано по тому основанию, что указанная жалоба не подлежала рассмотрению в порядке ст. 125 УПК РФ.

Вывод суда о том, что в силу приведенного закона вышеуказанное постановление следователя обжалованию в судебном порядке на досудебной стадии уголовного процесса не подлежит судебной коллегией был признан правильным, поскольку в данном случае доступ Г. к правосудию ограничен не был, судебный контроль мог быть осуществлен на стадии рассмотрения уголовного дела по существу, что не повлекло бы невозможности восстановления прав Г. в случае их нарушения (дело N 22-2524).

Разнообразной является судебная практика в части определения размера вознаграждения адвоката, участвующего в деле по назначению, в одних случаях суды необоснованно занижают этот размер, в других — напротив завышают.

Так, размер вознаграждения адвокату Ч., осуществлявшей в суде защиту С., осужденного по ст. 158 ч. 2 п. «а» УК РФ, был определен решением Ленинского районного суда в 65 руб., в то время как адвокат полагала, что размер вознаграждения должен составлять 517 руб.

Отменяя решение суда, судебная коллегия указала, что суд не привел в судебном решении мотивов, по которым размер вознаграждения адвоката был оценен столь незначительной суммой (дело N 22-2068).

Напротив, размер вознаграждения адвоката Л., представлявшего в суде интересы несовершеннолетнего М., осужденного по ст. 166 ч. 2 п.п. «а», «б» УК РФ, суд определил в 8279 руб. 68 коп. за счет средств федерального бюджета, при этом одновременно было принято решение о взыскании указанной суммы с законного представителя осужденного.

Приведенное решение было признано судебной коллегий незаконным и отменено по тем основаниям, что расчет размера вознаграждения, представленный адвокатом, проверен судом не был, мотивов, по которым заявление адвоката было удовлетворено в полном объеме, в решении не содержалось.

Кроме того, при наличии в деле данных о крайне тяжелом материальном положении законного представителя, судом не был обсужден вопрос о возможности освобождения последнего полностью или частично от обязанности по возмещению процессуальных издержек, обусловленных участием адвоката по делу, в то время как из смысла ч. 8 ст. 132 УПК РФ следует, что возложение обязанности по возмещению судебных издержек на законного представителя несовершеннолетнего не является обязательным (Чусовской суд, дело N 22-2117).

По причине нарушения положений ч. 4 ст. 7 УПК РФ, обязывающей суды мотивировать принятые решения, было отменено значительное количество постановлений об отказе в условно-досрочном освобождении осужденных от наказания.

Согласно ч. 1 ст. 79 УК РФ лицо, отбывающее наказание в виде лишения свободы, может быть освобождено условно досрочно, если будет признано, что для своего исправления оно не нуждается в полном отбывании назначенного судом наказания.

Приведенная норма обязывает суд привести в судебном решении мотивы, обосновывающие вывод о том, что осужденный нуждается либо не нуждается в полном отбывании наказания, вывод же этот может быть сделан на основании всесторонне проверенных данных о поведении осужденного за весь период отбывания наказания.

Однако достаточно часто суды не только не приводят мотивов принимаемых решений, но и не проверяют должным образом данные о поведении осужденных. По этой причине были отменены постановления Соликамского суда в отношении Р. и О. (дела N 22-1554 и N 22-2650), Кунгурского суда в отношении Т. (дело N 22-1718).

Достаточно часто суды апелляционной инстанции, изменяя приговоры мировых судей в незначительной части, например, в части гражданского иска, решения вопроса по вещественным доказательствам, времени исчисления срока наказания и т.п., ошибочно принимают решения в форме постановления, в то время как в соответствии с ч. 3 и ч. 4 ст. 367 УПК решение апелляционной инстанции в форме постановления принимается только в том случае, если приговор мирового судьи оставлен без изменения, а жалобы или представления — без удовлетворения, в случае же внесения в приговор любых, даже незначительных, изменений апелляционной инстанцией должен быть постановлен новый приговор.

В нарушение приведенного закона апелляционная инстанция, изменив приговор мирового судьи в отношении Б. в части гражданского иска, приняла решение в форме постановления, тогда как следовало постановить новый приговор (Свердловский районный суд, дело N 22-1675).

Судебная коллегия по уголовным делам
Пермского областного суда